Викинг. Бог возмездия - Джайлс Кристиан

– Откуда ты знаешь? – спросил Сигурд у черноволосого раба.

– Я слышал, как он обсуждал это с Эскилем Хромым, – сказал тот, обращая взгляд волчьих глаз на Улафа. – Они приковали меня, однако мне не выкололи глаза и не отрезали уши.

– Ну, теперь они наверняка об этом пожалели, – прорычал Улаф, в голосе которого все еще слышалась жажда крови, что было вполне естественно после событий, участниками которых они стали.

Они едва успели прийти в себя от пропитанного элем сна и до сих пор не успокоились после короткой, но страшной схватки.

– Но это не наши проблемы, – сказал Солмунд.

Локер кивнул.

– Нам следует уйти до рассвета – они наверняка приведут какого-нибудь крикуна с большим отрядом.

– Да, это отхожее место ярла Рандвера, – сказал Улаф, – и он наверняка пошлет людей, чтобы выяснить, почему кто-то зарезал Гуторма и его дружков. – Он повернулся к Сигурду и указал на раба. – Если они и в самом деле собирались зарезать нас во сне, то парень оказал нам услугу. – Он поскреб заросшую щетиной щеку. – Возможно, нам не стоит его убивать.

– Пусть это тебя не останавливает, Улаф, ты можешь попытаться, – заявил раб, жестом предлагая кому-нибудь напасть на него и прикончить.

Или хотя бы попытаться.

Однако Сигурд не забыл, как Гуторм и Хромой шептались, и губы их шевелились, точно черви в гниющей плоти. И помнил выражение лица Фастви, когда сквозь дым посмотрел ей в глаза. Теперь, когда Сигурд понял, каким человеком был ее муж, он начал догадываться, как все могло произойти. Юноша собрался подойти к Фастви, которая все еще сидела на соломе, обнимая убитого мужа, поднести нож к ее горлу и потребовать рассказать правду. Но какое это имело значение? Он в любом случае не собирался убивать раба. Даже если рассказ парня о предполагаемом предательстве Гуторма и Хромого содержал столько же правды, сколько саги Хагала Песнь Ворона.

– Хотелось бы узнать, как он избавился от кандалов, – сказал Свейн, кивнув в сторону темного угла, где был прикован молодой раб.

Сигурд бросил быстрый взгляд на Асгота, но тот не открывал рта, а потому юноша не стал упоминать о ключе, висевшем у годи на шее.

– Мне кажется, ты мог в любой момент убить Гуторма и его друзей, – сказал он рабу, который больше не был рабом. – Почему ты так долго ждал?

Юноша засунул топор за пояс, потом наклонился и вытер скрамасакс о рубаху мертвого Хромого, который лежал с широко открытым ртом и глазами.

– Эта ночь показалась мне самым подходящим моментом, Сигурд, сын Харальда, – сказал он. – К тому же, если б Гуторм сумел перерезать тебе горло, мне пришлось бы остаться под его крышей, есть его еду и убивать глупцов, приходящих к Камню Плача. – Он засунул скрамасакс в ножны, отбросил черные волосы, открыв впалые щеки и острые, как клинок, скулы и пристально посмотрел Сигурду в глаза. – Ты же знал, что так или иначе я уйду отсюда с тобой, – продолжал он. – Мы оба знали это, когда стояли возле Камня.

Сигурд мог бы все отрицать, но не видел в лжи ни малейшего смысла, а потому просто кивнул.

– Ну, если он пойдет с нами, то мы снова закуем его в кандалы, – заявил Улаф. – Во всяком случае, до тех пор, пока не убедимся, что он не безумен.

– Нет, – возразил Сигурд. – Этот человек больше не будет сидеть на цепи. – Он подошел к бывшему рабу и встал перед ним, опираясь на копье. – Назови свое имя.

– Флоки, – ответил юноша.

– Тогда, Флоки Черный, готов ли ты помочь отомстить за моих родных, клянешься ли быть моим человеком, если я обеспечу твою клятву едой, серебром и всем, что можно получить от достойного ярла?

Сигурд почувствовал, как все остальные смотрят ему в спину – ведь он так и не попросил их принести ему клятву верности, хотя давно собирался это сделать.

– Возьми меня с собой, и я убью любого, кого потребуется, – сказал юноша, что на данный момент вполне устраивало Сигурда, пока он окончательно не свяжет клятвой своих людей с собой, а себя – с ними.

Сейчас этого было достаточно – ведь он еще не обсуждал со своими соратниками будущее, да и ярлом не стал. Пока не стал.

– Нам нужно уходить, – сказал Асгот, который заговорил впервые после того, как разбудил Сигурда.

За стенами дома стало тихо, что было вполне естественно – ведь многие из взрослых мужчин погибли, а женщины, дети и старики сбежали.

– А Овег Греттир был с ними заодно? – спросил у Флоки Сигурд, указывая копьем на Угрюмого, лежавшего на полу с перерезанным горлом; в отличие от всех остальных он был вооружен только ножом, валявшимся теперь рядом с пальцами белой руки.

– Я у него не спрашивал, – ответил Флоки. – Но и он никогда не интересовался, хочу ли я оставаться прикованным к рунному камню, где на меня нападали его вонючие хвастуны.

«Звучит честно», – подумал Сигурд, и все же ему понравился Угрюмый. Впрочем, теперь он заберет назад свои наголенники, а это не могло не радовать. Сигурд повернулся к Асготу, Солмунду, Локеру и Гендилу.

– Вы, четверо, вооружайтесь, чем сможете, и спускайтесь к морю. Если судить по тому, сколько людей привел с собой Овег Угрюмый, он должен был приплыть на большой лодке.

– Теперь она ему не понадобится, – заметил Улаф.

– Конечно, но его люди садятся в нее прямо сейчас, – добавил Хагал.

– Вполне возможно, – вмешался Солмунд, – но они не осмелятся выйти во фьорд сейчас. Они подождут до рассвета.

Все четверо кивнули Сигурду и начали собирать оружие, валявшееся среди трупов. Его оказалось слишком много для тех, кто никого не собирался убивать, как справедливо заметил Солмунд. Между тем Сигурд, Флоки и остальные оставили Фастви с мертвецами и вышли в ночь, чтобы наполнить легкие чистым воздухом, напоенным ароматом елей. Затем они зашли в амбар, находившийся рядом с домом Гуторма, где и нашли свое снаряжение. Там же Свейн обнаружил бринью, которая стоила небольшого состояния. Она все еще была надета на великана, которого Флоки Черный убил топором у Камня Плача, но Свейн и Хагал сумели быстро стащить ее с застывшего тела. Кольчуга досталась Свейну, потому что всем остальным была велика, а у Улафа бринья уже имелась. Как только Свейн облачился в нее, он стал похож на самого Бога Грома. Улаф кивнул и глухо зарычал, из чего все поняли, что Свейн отлично смотрится в кольчуге.

Однако Сигурд знал, что за этим стоит нечто большое – Улаф видел в Свейне его отца, своего старого друга Стирбьёрна, который погиб, как и многие его собратья по мечу. Пока они не нашли бриньи для Сигурда. Все снаряжение, которое принадлежало отцу и братьям и должно было перейти к Сигурду, досталось в качестве добычи конунгу Горму в сосновом лесу возле Авальдснеса. Песнь Войны, великий меч его отца, теперь безмолвно висел в ножнах в зале клятвопреступника вместе со шлемом Харальда со вставками из полированного серебра и высоким бронзовым гребнем в виде головы ворона. Только одни эти вещи стоили того, чтобы ради обладания ими заглянуть в глаза смерти. Рано или поздно они вернутся к Сигурду. Или он сам станет трупом.