Детский сад, штаны на лямках - Люся Лютикова

– Я прямо сейчас подъеду в прокуратуру! – обрадовалась я, не замечая издевки.

– Сегодня выходной, – остудил мой пыл Унганцев, – жду вас в понедельник. Только, пожалуйста, не раньше двенадцати часов, у меня и так будет тяжелый день.

И он отключился. Нет, с Унганцевым каши не сваришь, он надо мной только насмехается. Прокуратуре мои находки до лампочки! Неужели в этом городе у меня нет союзников? Может, и правда заручиться поддержкой телевидения?

Я позвонила Руслану Супроткину и без лишних предисловий спросила:

– Помнишь, тебя снимали в передаче «Криминальные расследования»?

– Ты имеешь в виду репортаж о серийных убийствах в Лосином острове? Конечно, помню.

– У тебя сохранились контакты режиссера программы? Хочу предложить ему потрясающий материал. Моя информация взорвет эфир! Это будет бомба!

– Что за бомба? – заинтересовался капитан.

– В Подмосковье действует преступная группировка, которая потрошит детей на донорские органы. Тут повязаны чиновники разных уровней: соцзащита, дошкольные учреждения, медсанчасть. Думаю, у группировки сильная крыша, потому что действуют они нагло и цинично.

– Не пори горячку. Я знаю, что у тебя буйное воображение, поэтому всегда делю твои слова на два, а то и на десять, но люди-то могут тебе поверить. Подумай о своей репутации журналиста.

Я в сердцах нажала на «отбой». Капитан говорил практически слово в слово, как старший лейтенант Унганцев! Это мир сошел с ума, или у меня крыша поехала?! Ну, подождите, я вам всем докажу! Я найду убийцу и освобожу Ленку Алябьеву из тюрьмы!

Я шла вдоль Фрязевского шоссе и искала дом № 104 корпус «б», в котором, судя по личному делу, проживала Динара Дорджиевна Бадмаева. В декабре прошлого года опека изъяла у нее дочь Полину Дмитриевну Бадмаеву, совсем кроху, ребенку был только год и четыре месяца.

Обвинения против матери: ребенок содержится в антисанитарных условиях, мать не работает, не имеет средств на содержание ребенка.

В дело было подшито заявление от Бадмаевой Д.Д., в котором она просит органы соцзащиты оказать ей материальную помощь в виде продуктовых наборов. Заявление было датировано сентябрем прошлого года. Также имелась копия постановления суда о лишении Бадмаевой Д.Д. родительских прав, заседание состоялось 10 декабря.

Нужный дом оказался двухэтажной деревянной постройкой. Со стороны шоссе, по которому мог проехать губернатор области, дом был выкрашен в веселенький салатовый цвет и выглядел вполне прилично, особенно если проноситься мимо на скорости сто двадцать километров в час. Но со стороны двора это были готовые декорации к пьесе Максима Горького «На дне».

Некрашеная деревянная обшивка дома местами отвалилась, обнажив истлевшее нутро, забитое стекловатой. Вообще здание мало походило на дом, скорее, это была дача – совершенно не комфортная, с туалетом на улице, но летом в ней можно перекантоваться. Однако люди здесь жили круглый год, о чем свидетельствовало выстиранное белье, висевшее во дворе на веревках.

По проломанным деревянным ступенькам я поднялась на крыльцо и открыла скрипучую дверь. Прямо находилась лестница на второй этаж, а слева и справа от нее располагались по две квартиры. Четыре деревянные двери разной степени обшарпанности смотрели на меня. Самая потертая вела в квартиру номер три – ту самую, в которой жила Динара.

Тут я заметила, что в двери нет замка, на его месте зияет дыра с рваными краями. Я заглянула в дыру, мой взгляд уперся во что-то темное. То ли шкаф, то ли занавеска, точнее определить невозможно.

Постучала в дверь, в ответ донеслось слабое:

– Войдите.

Я переступила через порог и оказалась в темном помещении. На улице уже смеркалось, а здесь не зажигали свет.

– Эй, есть тут кто?

– Я здесь, – ответил тот же слабый голос. – Выключатель справа от двери.

Пошарив на стене, я включила свет. Передо мной открылась комната не больше двенадцати квадратных метров. Обстановка в комнате была скудная: стол, стул, две кровати, шкаф – всё старое, потрепанное, невнятного цвета. Чужеродными яркими пятнами выделялись детский стульчик для кормления и манежик.

На одной кровати, отвернувшись в стене, лежал человек. По комплекции – то ли худенькая женщина, то ли подросток, под старым шерстяным одеялом не разберешь.

– Я ищу Динару Дорджиевну Бадмаеву, – сказала я тощей спине.

Тело медленно приподнялось на кровати. Теперь я увидела, что это молодая женщина, с ярко выраженной восточной внешностью, узким лицом и миндалевидными карими глазами.

– Динара Бадмаева – это я. Вы из милиции?

– Вообще-то милиция переименована в полицию, – обтекаемо ответила я.

– Я вас жду, – сказала Динара.

– Правда?

– Это я убила Махнач. Можете меня арестовать.

Опаньки! Я так и застыла с открытым ртом.

Бадмаева сбросила одеяло, оказалось, что она одета в синий спортивный костюм и шерстяные носки. Женщина кивнула на полиэтиленовый пакет в углу и устало сказала:

– Я уже и вещи собрала. Мне все равно, где умереть – здесь или в тюрьме.

Я сделала два шага, пересекла всю комнату и села на стул.

– Вы смертельно больны?

Динара остановила на мне безжизненный взгляд:

– У меня забрали дочь, понимаете? Единственного ребенка. Мне незачем больше жить. Я знаю, что умру.

Я сочувственно молчала. Ленка Алябьева в такой ситуации тоже хотела умереть, а ведь ее еще не лишили родительских прав. Очевидно, у Динары не осталось никакой надежды. У меня мелькнула мысль, что теперь Ленку выпустят из следственного изолятора, но она не принесла особой радости. Одна безутешная мать вместо другой. Да, Динара убила, но то, что она должна сидеть в тюрьме, почему-то казалось мне неправильным.

– Скажите, – вдруг встрепенулась Динара, – фотографию дочки разрешат взять с собой в камеру?

Она показала фотографию 9х15 см в простенькой деревянной рамке, с которой, очевидно, никогда не расставалась.

– Думаю, разрешат, но надо вынуть снимок из стекла, им можно порезать вены. Позволите взглянуть?

Динара протянула фото. Со снимка на меня смотрела маленькая девочка, похожая на ангелочка: светлые пушистые волосики, огромные голубые глаза, пухлые губки.

– Какая прелестная малышка! – сказала я. – Знаете, среди младенцев на самом деле мало красивых, но ваша девочка чудо как хороша!

– Да, она действительно особенная, – отозвалась мать, извлекая фотографию из рамки и пряча ее на груди. – Я готова, поехали.

– Подождите, – остановила я Динару, – сначала мне надо узнать все обстоятельства дела.