Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - Герман Романов

– А в мурло не хочешь за такие поносные слова? Наш император Петр Федорович жив и здоров. И в Гостилицах, в имении графа Разумовского, рать немалую собирает. Вон шурин у меня в невских кирасирах служит – так они все уже из города ушли…

– Да, любезный, плохо дело. И пруссаки заявились не одни, с ними армия Румянцева идет. А генерал Петру Федоровичу аки пес верный. И шутить ой как не любит…

– Ой, Матрена, ты знаешь, милая, а ведь той ноченькой не нашего царя батюшку хоронили. То сыночек его Павел Петрович помер. Измайловцы, нечисть какая, мальца не пожалели. Ой, горе-то какое, горе. Батюшка же придет с войском изрядным, и отольются им слезыньки матушки. А жену он защитит от гвардионского своевольства. И не пожалеет их, внук же он Петра Алексеевича. И полетят с плеч головы стрелецкие…

Директор Иван Чиркин пребывал в полном расстройстве. День 28 июня оказался черным для подведомственных ему питейных заведений. Будто Мамаева орда обрушилась на кабаки столицы – ладно бы только выпили, но растащили водки, вина и пива изрядно, но горе-то какое – бутылки не пощадили, перебили, изверги окаянные.

Рука директора крепко сжала гусиное перо, и он стал смотреть строки докладной записки: «Реэстр на сколко суммою у директора Ивана Иорданова Чиркина, по описанию Санкт-Петербурге и по Ингермоландии. И в кабаках и погребах сего 1762 году июня 28-го дня по нынешнему случаю солдатами и всякого звания людьми безденежно роспито питей и растащено денег и посуды о том значит подсим, а имянно».

Директор посмотрел на длинный список приложения, его аж затрясло. Но он собрался и принялся рассматривать другой документ: «Реэстр коликое число следует получит директору Ивану Чиркину за распитыя в 1762 году июня 28-го числа в его части по Санкт-Петербургу и Ингермонландии питья, по истинным, а не продажным ценам, и что следует по положению».

Директор посмотрел на итоговую сумму и стал вытирать со лба холодный пот. Цифра еле умещалась в голове – свыше 22 тысяч рублей…

Дьяконово

– Что хорошего скажешь мне, сотник? – Генерал вопросительно посмотрел на сотника Емельянова.

Нравился Измайлову этот молодой казак – прав его однофамилец, когда емельяновскую сотню лучшей в полку назвал. Всю службу на аванпостах и разведку неприятеля сотник образцово поставил – Михаила Петровича каждый час предупреждали об изменениях обстановки.

– Гвардия из Ораниенбаума и Петергофа по тракту двумя колоннами сюда вышла, к полудню всей силой своей подойдут. В первой колонне генерала Суворова батальонов пехоты четыре – три семеновских и Преображенский полного штата в шесть рот. До тысячи человек в каждом насчитали…

– Постой, – Измайлов был удивлен, – нет ли ошибки. В Семеновском полку только два батальона.

– Ваше превосходительство, почти три десятка армейских рот в гвардию перевели вчера днем, обмундировали и на повозках спешно отправили – к ночи на месте были. Отдых до рассвета им дали, и два часа назад они вышли. Казаки Данилова с моими орлами офицера Семеновского полка взяли и хорошо расспросили, а то упрямился поначалу, говорить не хотел. С ними конногвардейский полк в пять эскадронов и рота артиллерии с семью пушками. В Петергофской колонне генерала Панина три батальона – два измайловских и Преображенский гренадерский в шесть рот каждый, рота артиллерии с шестью пушками и Лейб-кирасирский полк в пять эскадронов. Между двумя колоннами идет конный отряд для связи – драгунский и гусарский эскадроны. Под Ораниенбаумом осадный отряд фельдмаршала Трубецкого – два батальона преображенцев с двумя ротами артиллерии и эскадрон драгун. Пушки и мортиры осадные ждут. В Петергофе батальон гарнизонной пехоты и рота драгун…

Генерал Измайлов в приподнятом настроении ходил по пригорку, окидывая взглядом свое воинство, – столь большими силами он никогда не командовал. Центр позиции составляли два батальона воронежцев с артиллерией, левый фланг прикрыл батальон кроншлотского гарнизона, а правый – ингерманландцы подполковника Власова.

А за ними расположилась вольница – на одну половину зеленая, а на другую – пестрая, всяких цветов радуги. И вооруженная соответственно – палаши и шпаги, гусарские и казацкие сабли.

Все, что было лишнего в арсенале у Гудовича. И убитых конногвардейцев ободрали до исподнего, совершенно не обращая внимания на кровавые пятна, прорехи и дырки. Взгляд Измайлова, привыкший к единообразию военной формы полка, был несколько шокирован их внешним видом.

Но то был козырной туз в его боевой колоде – отказавшийся присягать Екатерине Невский кирасирский полк в два полностью укомплектованных и частично одетых в кирасы эскадрона.

Кирасиры в одиночку и группами ежечасно приходили в Дьяконово, горя одним лишь только желанием свести поскорее недавние и старые счеты с Катькиными «орлами». Но два эскадрона с сотней против пяти эскадронов Конной гвардии не выстоят. Хоть часть казаков Данилова отдали бы…

Гостилицы

Место для засады и генерального сражения генерал Гудович выбрал очень удачное. Идущие сквозь великолепные густые перелески и рощи две широкие грунтовые дороги сходились на большом лугу и упирались в добротный деревянный мост, переброшенный через широкий ручей, а назвать же его речушкой у Петра не повернулся язык.

Но водная преграда была серьезной – глубок до пояса, берега обрывистые, кое-где топкие, поросшие камышами. А вот с их стороны возвышенность, поросшая сплошным березняком, да с густым кустарником, и дорога как раз посередке, аккурат в самой лощине, прямехонько идет.

И распорядился своими старыми, из Петергофа взятыми войсками, генерал-адъютант Гудович удачно. В рощицах по обе стороны от дороги встали две группы. В правом отряде сводный батальон гренадеров и батарея из четырех голштинских орудий. В левой группе – батальон петербуржцев с семью пушками. Голштинцы расположились чуть сзади, в соседней роще – в качестве резерва. А егеря рассыпались редкой цепочкой в густых кустах и камышах в пойме и тщательным образом замаскировались.

Мост был заминирован тремя пудами пороха, и засел под ним бравый капрал, который спал и видел себя офицером. Голштинская конница – порядком истрепанные во вчерашних насыщенных событиях, но рвущиеся в бой драгуны и гусары, а с ними и сотня казаков Денисова – закаленная в боях элита, стали сикурсом позади за холмом.

И еще один весомый козырь имелся у Петра Федоровича – проверенные вчерашним боем донцы Данилова. Одна сотня донских казаков еще затемно ушла далеко вперед дозорами, чтоб упредить о подходе гвардии. А четыре казачьих сотни составили левое обходящее крыло его крайне малочисленной армии.

В самих Гостилицах, верстах в трех, остался драгунский полк сборной солянкой различных рот, из четырех эскадронов на свежих лошадях, и второй кроншлотский батальон. Эскадрон конных гренадеров Петр решил отправить на помощь Измайлову. Командовал резервом генерал Мельгунов.

После завязки сражения голштинцы Ливена и кавалерия Мельгунова должны были немедленно выступить ему на помощь и нанести слева сильный удар во фланг наступающей гвардии…