Хозяйка замка Едо - Ясуси Иноуэ

Таким образом в различных формах был подтверждён статус Хирохи как наследника дома Тоётоми: он удостоился придворного ранга и принял взрослое имя, даймё поклялись ему, четырехгодовалому малышу, в верности. Его мать была бы совершенно счастлива, кабы не одно печальное обстоятельство: сын отныне княжил в Осакском замке, вдали от неё, подле Госпожи из Северных покоев. Поэтому как только Хидэёси прибыл в Фусими, Тятя под предлогом того, что воздух Осаки пагубно сказывается на здоровье ребёнка — у него со дня переезда несколько раз поднималась температура, — потребовала, чтобы тайко построил сыну личную резиденцию где-нибудь поближе к Киото. Когда речь заходила о ребёнке, Хидэёси неизменно терял здравый смысл и превращался в ополоумевшего от любви отца, так что и на сей раз он даже не подумал спорить с Тятей.

— Говоришь, Хидэёри нужна резиденция? Гмм, в будущем году ему исполнится пять лет и мы проведём церемонию надевания хакама[102]. Собственный маленький замок ему очень даже не помешает, — благосклонно покивал тайко, убеждённый в том, что ни одна из уже готовых окрестных цитаделей не будет хороша для его сына.

Замысел воплотился в жизнь в начале нового года. О строительстве резиденции для наследника дома Тоётоми было с помпой объявлено при дворе.

На подступах к императорскому чертогу расчистили огромный участок земли. Домишки ремесленников и купцов снесли, почву сровняли, и в шестом месяце всё было готово для возведения маленького дворца. Все даймё Канто получили приказ содействовать строительству, которое отныне шло денно и нощно. К девятой луне новая резиденция Хирохи была готова на три четверти.

Тайко, получив доклад о том, что скоро работы будут закончены, седьмого дня девятой луны распорядился перевезти сына из Осаки в Фусими, где тому предстояло дожидаться завершения строительства. Хидэёси собирался разместить мальчика в новой резиденции без промедления. Тяте же наконец-то выдался случай побыть с сыном, которого она так давно не видела.

Двадцатого числа тайко лично осмотрел готовую резиденцию и назначил переезд на двадцать шестое. Придворная знать и даймё были приглашены на празднование новоселья. Двадцать седьмого числа, сразу после того, как Хидэёри вступил во владение маленьким дворцом, тайко вместе с ним явился ко двору, где должна была состояться церемония совершеннолетия. Государь повысил Хидэёри, пожаловав ему четвёртый придворный ранг, и назначил десятником императорской гвардии.

Обо всех этих событиях незамедлительно докладывалось Тяте, которая осталась в Фусими. Осень уже хорошо потрудилась в замковых садах. Тятя сидела на энгаве, любуясь красными листьями. Ей казалось, что она жила, любила и страдала только ради этого дня. Впервые за долгое время она вспомнила свою матушку, госпожу О-Ити, и вдруг расплакалась, и сама не знала отчего. Слёзы безудержно катились по щекам. Ребёнок, в жилах которого течёт кровь Асаи, удостоился таких почестей, такого высокого положения, что его принимает у себя во дворце сам Небесный государь. Она, Тятя, стала наложницей убийцы её собственной семьи, но сегодня её маленький Хидэёри, потомок Асаи, сделался полноправным наследником дома Тоётоми, и настанет день, когда его власть распространится над всей империей. Госпожа из Северных покоев, законная супруга Хидэёси, и его многочисленные наложницы вдруг представились Тяте особами столь незначительными, что она недоумевала, как можно было когда-то питать к ним лютую ненависть — они того просто не заслуживали.

В сопровождении трёх свитских дам Тятя безмятежно прогулялась по саду и поднялась на холм, с вершины которого открывался вид на Удзигаву, серебристой змейкой петлявшую по синим долам. Тятя посмотрела туда, где когда-то возвышался замок Ёдо, ныне сровнявшийся с землёй. Деревья, шумевшие на склоне, застили обзор, но она глаз не могла отвести от дальних высот, потонувших в голубой дымке. Ёдо осталось для неё местом, преисполненным грустных воспоминаний. Она во что бы то ни стало хотела завладеть собственным замком в пику Госпоже из Северных покоев и добилась своего от Хидэёси. Там она дала жизнь Цурумацу, там же потеряла его. И теперь призрак замка Ёдо навевал на неё мучительную тоску.

В тот день Тятя поняла ещё одну важную вещь: Фусими тоже лишился для неё былого значения. Здесь она могла чаще видеться с тайко, который в её обществе забывал о других наложницах и законной жене, но и сам Хидэёси теперь утратил в её глазах всю свою привлекательность. Отныне она мечтала жить в окрестностях столицы — поближе к сыну.

Несколько дней спустя тайко нанёс ей визит, и Тятя поделилась с ним своими чаяниями. Он, похоже, обрадовался при мысли, что ему придётся навещать Тятю в Киото, вместо того чтобы тратить время на поездки в Фусими.

— Раз уж тебе захотелось пожить в столице, надобно отправить тебя туда поскорее. Мне и самому не по душе, что за Хидэёри присматривают одни лишь слуги да няньки. Я бы предпочёл, чтобы он находился в заботливых руках матери.

Ещё через несколько дней Тятя покинула Фусими и разместилась в новой резиденции сына в Киото.

2-й год правления под девизом Кэйтё[103]выдался богатым на события. Тайко не только выстроил новую резиденцию для Хидэёри и пышно справил новоселье сына, но и предпринял очередной поход на Чосон. Триста тысяч воинов переправились за море, высадились на Корейском полуострове под предводительством Хидэаки Коба-якавы и Ниёсуя Куроды, изготовились к триумфальному шествию вперёд.

На сей раз тайко отдавал приказы из Киото, Осаки или Фусими, куда каждый день прибывали вестовые с фронтовыми сводками. На юге, в прежней ставке главнокомандующего, он не появлялся.

Тяте казалось, что эта война вдохновляет Хидэёси уже не так, как предыдущая. Ей больно было думать о кровопролитных сражениях с чужеземной армией по ту сторону моря, и она чувствовала, что теперь Хидэёси руководит войсками совсем иначе. Он растерял всё своё хладнокровие, решения принимал порывисто, под влиянием сиюсекундных эмоций. Вести о победах приводили его в безмерное ликование, а узнав о том, что наступление на каком-то участке захлебнулось и противник начинает брать верх, он погружался в пучину дурного настроения и принимался почём зря ругать всех своих полководцев, не имея в виду никого конкретно.

После 2-го года Кэйтё тень старости сгустилась над Хидэёси, тяжким бременем легла на его плечи. Любовь к сыну начала принимать устрашающие формы, он окружил Хидэёри чрезмерной заботой, без устали тетёшкал и баловал его, не отпускал от себя ни на шаг. Создавалось тягостное впечатление, что лишь присутствие сына сообщает смысл жизни дряхлеющего тайко.

Тятя наблюдала за его причудами с полнейшим равнодушием — у неё не было причин жаловаться на то, что старик питает к сыну болезненное обожание и готов ради него разбиться в лепёшку, но порой такое поведение могущественного полководца вызывало у неё досаду. Нынешний Хидэёси не имел ничего общего с тем грозным и величественным воином, который твёрдой поступью вёл свои войска на север в день оглушительной победы над Тятиным отчимом, Кацуиэ Сибатой. С тех пор минуло четырнадцать долгих лет, и сияние славы, увенчавшее некогда Хидэёси в её глазах, безнадёжно померкло.