Неслучайная жертва - Алика Мур

Они вошли в лифт. Светик на всякий случай отодвинулась подальше, благо места хватало. Она старалась не смотреть на Артема, который в мокрой майке выглядел как веская причина наплевать на все заморочки с предсказанием и воспользоваться ситуацией. Вот уж нет!

Лифт проехал этаж, потом лениво дернулся и… остановился. А через секунду погас свет. Нет, только не это! Две секунды в кромешной темноте – и Светик рванулась в ту сторону, где стоял Артем, и испуганно уцепилась за него.

– Ты боишься темноты или замкнутых пространств? – спросил он.

– По отдельности ничего. А вместе – боюсь. В детстве братья заперли в шкафу… Месяц потом заикалась…

Зачем она все это ему рассказывает?

Артем, придерживая ее одной рукой, посветил телефоном, нашел кнопку вызова диспетчера. Короткий разговор и гнусавое «Ожидайте, мастера прибудут в течение сорока минут!» определило их планы на вечер. Сидеть в лифте. Безвылазно.

– Можем посмотреть фильм, – прошептал ей на ухо Артем. – Будет как в кино. Правда, без кресел. Но зато в темноте.

– Не хочу, – буркнула Светик.

Он милый. Он невообразимо милый. Она куксится и вредничает на пустом месте, а он вместо того чтобы разозлиться или обидеться, пытается ее развеселить и успокоить.

И она прекрасно это понимает. И не может прекратить капризничать.

Он прижал ее к себе. Нельзя сказать, чтобы это было очень приятно.

– У тебя одежда мокрая!

– Вообще не проблема, – Артем на несколько секунд выпустил ее из рук и стянул с себя майку. А потом снова прижал трясущуюся девушку к себе. – Так лучше?

Нет, так хуже… От прикосновения к его телу у Светика кружилась голова, и приходилось прижиматься еще сильнее, чтобы не пошатнуться, не упасть. Старые детские страхи смешивались с чем-то еще, сладким и будоражащим. С чем-то, таящимся так глубоко в душе, что она и не рисковала никогда туда заглядывать… И вот теперь оно проникло в кровь и растекалось по венам, и с каждым ударом сердца разносилось все дальше и дальше… И Светик уже не знала, чего она хочет… Может быть, просто стоять, замерев в крепких и теплых объятиях, таких уютных… Таких надежных и правильных, что она чувствовала: разомкнись эти сильные руки – и в мире сразу пойдет что-то не так? И что-то очень хорошее мелькнет, поманив, и исчезнет, растает вдали, оставив едва заметный привкус сожаления… Сожаления о том, что могло быть и не сбылось. О том, что было предназначено лишь ей, а она упустила, не заметила, не схватила… И все же как безумно приятно вот так вот стоять в кольце ставших горячими рук не принимать никаких решений…

А он и не торопил ее с решениями. Он просто держал в объятиях, бережно и нежно. И гладил по волосам, как маленькую. Чтобы ей не было страшно.

И она вдруг поняла так отчетливо, словно и сама на минуту стала предсказательницей, – как только починят лифт, Артем уйдет. Уйдет, потому что видит, что она колеблется и не слишком рвется сближаться, так же как видит все эти другие странные вещи. И он не собирается настаивать и давить на нее.

Нет-нет-нет! Она не хочет, чтобы он уходил…

Светик прижалась еще сильнее, хотя, кажется, сильнее было уже невозможно, обвила его спину руками – чудесную, крепкую и горячую спину. Судорожно сглотнула и коснулась губами его плеча. Он вздрогнул, и в ответ что-то сладко вспыхнуло внизу живота, прокатилось волной жара по коже. Она уже не могла остановиться, покрывая поцелуями его слегка влажную кожу, поднялась на цыпочки, чтобы дотянуться до шеи, провела губами по ключице, обмирая от удовольствия…

Светику не было страшно или неловко, или стыдно. Словно то, что она сейчас делала, было в порядке вещей, самым обычным и привычным делом на свете. Впрочем, нет… Вовсе не обычным и не привычным. Это было невероятно, восхитительно, потрясающе! Ни с чем не сравнимо… Приятно до дрожи, до остановки дыхания, до колючих сладких мурашек – вот так вот прижиматься, трогать его везде, где хочется… Гладить гладкую горячую кожу. И целовать, целовать, целовать, вдыхая ее запах, смешанный с запахом летнего дождя и еле заметной сладковатой горчинкой сандала. От этого умопомрачительного коктейля мутилось в голове, а ноги становились ватными. Артем нежно скользнул кончиками пальцев по щеке, за подбородок приподнял голову. Хорошо, что темно, и можно не смотреть в глаза… Жаль, что темно, и она не видит его лица…

А он поцеловал ее прямо в губы, и стало вдруг все равно – что там за предсказания и как они повлияют на будущее. Просто ее будущее стоит сейчас прямо перед ней и крепко обнимает ее, защищая от монстров, притаившихся в темноте.

Лифт неожиданно дернулся и поехал. Замигал, включаясь, свет.

Светик вздрогнула и попыталась отстраниться, но Артем прижал ее к себе и зашептал на ухо:

– Я провожу тебя до квартиры. Не хочешь – даже не буду заходить. Вызову машину с мобильного и подожду в подъезде. Я не хочу, чтобы ты от меня шарахалась.

– Ну уж нет, – она тоже зашептала на ухо, нарочно касаясь губами мочки. Он с шумом втянул в себя воздух. Мысль о том, что этот парень настолько хочет ее, что едва держит себя в руках, ударила в ее голову сильнее хмельного вина. – Ты зайдешь ко мне в квартиру. Мне хватило лифта. Я не готова к тем катаклизмам, которые случатся, если твое предсказание не сбудется. Кстати, что там было?

– Я лучше покажу, – жарко выдохнул он.

И показал, жадно впившись в ее губы. И показывал, пока ехал лифт. Так показывал, что когда двери лифта разъехались, Светик едва стояла на ногах. Спроси ее сейчас, например, какой сегодня день, ли месяц, или даже год – она бы вряд ли ответила. Кожа горела, по телу прокатывались волны дрожи и жара. Казалось, тронь – и искры посыплются. Светик сейчас не думала ни о соседях по лестничной площадке, которых явно впечатлят ее растрепанный вид и полуголый парень рядом, ни о тете Кате, что вполне могла явиться проведать своего питона, и не одна, а прихватив с собой за компанию общество по защите животных. Нет. Главной задачей стало вставить трясущимися руками ключ.

Как только дверь квартиры закрылась за их спиной, Артем с легкостью подхватил Светика на руки, понес в комнату, бережно – будто самую дорогую ношу, и осторожно уложил ее на тонкое покрывало. Если и дальше он думал продолжать так вот нежно и благоговейно, то зря. Когда-нибудь потом – пожалуйста. Но теперь… Светик точно знала, что если вот сию же минуту не получит его всего, целиком, с голым умопомрачительным торсом, с влажными после дождя волосами, длинными ногами и ягодицами, аппетитно втиснутыми в джинсы, то просто умрет. Тело ломило от невыносимого, почти болезненного возбуждения, перед глазами все плыло и вспыхивало. Она обвила его руками за шею, дернула на себя. И застонала, почувствовав желанную тяжесть мужского тела. Артем хрипло выдохнул и…

И словно плотину прорвало, жаркая волна накрыла с головой, поволокла вглубь, где нет никого и ничего, только он и она… Он впился поцелуем в ее губы, требовательным, жадным, мужским. Его руки гуляли по ее телу, мяли грудь, пощипывая сквозь ткань платья напрягшиеся от возбуждения соски, и каждое такое прикосновение отзывалось во всем ее теле мгновенной острой вспышкой удовольствия. Яркого, сладкого, умопомрачительного. Она постанывала, изгибалась, подставляясь под новые ласки, пьянея от восхитительных дерзких прикосновений. Гладила и слегка царапала влажную от испарины широкую спину. Она даже не заметила, как платье оказалось задрано до подмышек, и теперь он целовал ее грудь, терзая и прикусывая соски, и эти укусы молниями прошивали все тело, отзываясь спазмами между ног, где стало жарко и мокро. Трусики медленно поехали вниз, и она покорно приподняла бедра. Джинсы тоже куда-то делись, мужское колено широко раздвинуло ее ноги, и Светик вскрикнула от целой лавины ощущений, когда его возбужденный член коснулся ее разгоряченной промежности. С наслаждением сжимая его упругие ягодицы, она выгибалась и терлась о его твердую горячую плоть.