Кактус. Никогда не поздно зацвести - Сара Хейвуд

Примерно час спустя я медленно сошла вниз. Снаружи уже стемнело. В доме были опущены шторы, включены лампы и фырчащий газовый камин. На кухне работало радио. Роб сидел за столом и читал местную газету. При моем появлении он встал и спросил, как я себя чувствую. Я извинилась за свое своеобразное поведение и объяснила, что викарий рассказал мне о матери то, что шокировало и расстроило меня. Роб снова спросил, не хочу ли я поговорить об этом, и я ответила, что нет.

– Здесь поблизости есть какая-нибудь гостиница? – спросила я. – Мне нужно кое-что обсудить с теткой Сильвией. Я съезжу к ней утром, нет смысла сейчас возвращаться в Лондон…

– Даже не думай, – отмахнулся Роб. – Переночуешь здесь.

Честно говоря, мне очень требовалась компания. Я была не в состоянии оставаться одна. Мы провели довольно унылый и очень домашний вечер вместе. Я помогла Робу нарезать овощи – он готовил блюдо по новому рецепту, а потом смотрела, как он суетится у плиты. Открыли бутылку вина – мне это было необходимо. Когда мы поели, Роб ополоснул посуду, а я вытирала. Мы говорили о наших последних проектах на работе, о том, как изменился Бирмингем, о фильмах, которые мы оба видели или хотели посмотреть, и старательно обходили в разговоре то, что же мне все-таки сказали в церкви Св. Стефана. Ближе к ночи я почувствовала, что Роб что-то задумал. Когда я собралась наверх, он пустил пробный шар:

– Мне поспать на диване или вместе ляжем? Кровать широкая, там места хватит на двоих… в смысле, на всех троих.

Я была не готова к такому предложению. Конечно, будь у меня время подумать, я бы не колеблясь велела ему укладываться на диване.

– Не знаю, – ответила я. – Дом твой, тебе решать.

– О’кей, тогда ляжем вместе.

Я могла сказать Робу, что решила все-таки спать одна, но не сказала – я всегда порицала непоследовательность. Проснуться на следующее утро с ощущением его тепла у моей спины и увидеть его руку обнимающей мой живот было… ну не неприятно. Совсем.

24

– Какая жалость, что ты вчера не приехала! Ты разминулась с Венди и Крисси! Они ужасно расстроились, что не увидели тебя, но им надо было выезжать рано утром. Они улетели кататься на лыжах, куда – не помню. Вроде где-то в Восточной Европе, но я наверняка ошибаюсь. Твой дядя Фрэнк повез их в аэропорт, вернется к обеду. Роб вчера звонил сказать, что тебе нездоровится. Такое случается на позднем сроке, если перенапрягаться. Со мной так же было, когда я донашивала близнецов. «Сильвия, перестань носиться, будто завтрашнего дня не будет!» – говорил мне дядя Фрэнк, но ты же знаешь, какая я. Я и минуты спокойно не посижу. Вот так мне и удается оставаться в форме… – Тетка на секунду замолчала, услышав шорох шин на гравийной аллее. – А, это Роб уезжает! А он разве не зайдет? У меня же к нему разговор! Я видела Давида Микеланджело, который будет на редкость хорошо смотреться возле садового павильона, но я хочу узнать мнение художника. Пока-пока, Роб, милый, до скорого… Сьюзен, не могу тебе передать, как я рада, что вы вместе! Он такая отличная партия! Мне тоже всегда нравились мужчины, у которых свой бизнес. Будь я на двадцать лет моложе, тебе бы пришлось его у меня отбивать!

Все это я выслушала, еще не переступив порог «Вендины» и не успев поздороваться. Утром я объяснила Робу, что его дело на сегодня шоферское: его присутствие на встрече с моей теткой будет мешать. Роб ответил, что его это вполне устраивает: рядом находится дом с садом, устроенным по проекту Умелого Брауна[12], и он с удовольствием проведет там пару часов. Странно, но, проводив взглядом его фургон, скрывшийся в конце длинной аллеи, я почти пожалела, что не позволила Робу пойти со мной: бремя предстоящего разговора показалось почти непосильным.

Стоя в кухне в ожидании, пока заварится кофе, я сделала героическую попытку принять участие в болтовне тетки Сильвии о важном вопросе, пойдут ли ей рюши. Когда мы наконец обсудили этот вопрос со всех возможных сторон, тетка Сильвия надавила на плунжер кофеварки и нагнулась разглядеть содержимое.

– Похоже, заварилось чуть крепче, чем надо. Разбудит малыша как следует, вот увидишь! – сказала она, выпрямляясь, и любовно похлопала меня по животу. Она взяла две фарфоровые чашки с цветочным узором из буфета, налила кофе и высыпала в одну из них три ложки сахара, после чего замерла с ложкой в руках: – А тебе сахару, дорогая? Мне, конечно, нельзя, но я всегда была сластеной, с самого детства! «Сильвия, ты и так сладкая», – говорил мой папа, но ведь чуть-чуть любимого лакомства не повредит!

Я отказалась. Она отошла к холодильнику и вернулась с баллончиком и бутылкой.

– Тебе сливок или молока? – спросила она, добавляя густую струю в свою чашку.

– Я буду черный.

– Как, разве у тебя не изысканный вкус?

Мы сели в гостиной на кремовых кожаных диванах, лицом друг к другу, разделенные стеклянной столешницей кофейного столика в стиле Людовика XIV, на которую я выложила составленные мной свидетельские показания. Тетка Сильвия подалась вперед, открыла последнюю страницу и подписала, даже не взглянув на содержание. Я предложила ей сперва прочитать, но она ответила – в этом нет нужды.

– Ты обращаешься со словами лучше моего, дорогая. Я уверена, тут все правильно.

Я долго колебалась, нужно ли в новых обстоятельствах давать документ на подпись тетке Сильвии. В конце концов все же решила подписать: независимо от результатов сегодняшнего разговора, мне понадобятся свидетельские показания в подтверждение медицинских записей для иска против Эдварда.

– Ну вот, когда с этим покончено, расскажи мне, чем ты занимаешься, – сказала тетка Сильвия, поднимая свою чашку и ложечкой вылавливая сливочную пенку.

– Ездила вчера к викарию Св. Стефана.

– Это хорошо, он был добрым другом твоей мамы. Приятный мужчина, хоть и носит бороду.

– Он сказал, что у мамы была тайна.

Тетка Сильвия поставила чашку, отложила ложечку и принялась обирать пылинки с юбки.

– Так и сказал, дорогая? Интересно, зачем ему такое говорить… Наверное, у каждого есть скелеты в шкафу. Уверена, это какой-нибудь пустяк. Надо было мне захватить с кухни печенья. У меня есть прекрасные шотландские коржики, будешь?

Тетка встала.

– Судя по всему, мать призналась, что меня удочерили.

Я была спокойна. Гораздо спокойнее, чем рассчитывала.

Тетка снова села. Румянец пополз по шее к щекам.

– Она же все путала, ты сама говорила! Из-за инсульта!

– Путала, да не все. Я знаю, кто записан в графе «мать» в моем свидетельстве о рождении. И сегодня я приехала, чтобы выслушать вашу версию.

– Не знаю, о чем ты. Я… О Сьюзен, дорогая. – Тетка Сильвия расплакалась. – Я не знаю, что и сказать…