Имею топор - готов путешествовать - Евгений Шепельский

—Оскаленные морды в розовом тумане, они там шевелятся и говорят зловещие слова! — Олник содрогнулся. — Я не понимаю их смысла, но они уж-ж-жасно жуткие! Самое страшное и мерзкое, вот это. — Он оглянулся, привстал на цыпочки и прошептал мне на ухо: — Пра... При... Промискуитет! Ужасно, правда?

Я не стал восполнять пробелы в его образовании и пожал плечами:

—Наверное, что-то эльфийское. А может, у тебя без пива начались галлюцинации.

Гном замотался в одеяло, украденное им в «Полнолунии», и мрачно засопел.

—Я негодую, а он потешается! И это называется друг!

—Смотри на вещи шире, — бодро сказал я. — Мы работаем за большие деньги, на которые потом сможем открыть где угодно новое дело. А мелкие неприятности — ну это издержки. К тому же у тебя появился личный осел!

—Эркешш махандарр!

—Ну коли так нестерпимо, ты можешь остаться у папочки Джока. Мы все равно будем проезжать через Фрайтор, до Зеренги оттуда рукой подать.

Он чихнул. Чахоточный Чох стукнул копытом в знак поддержки; лошадки карликов весело заржали. Бедняга.

—Ага, ага! И буду носить настоящий килт! Вот еще, тьфу! Я свободный гном и таким останусь! — Он с вожделением уставился на штаны Крессинды, которая как раз склонилась над костром, развернув во всю ширь свое богатство. — Нетушки, вы от меня не отвяжетесь. А этой гномше — попомнишь мое слово! — я накидаю в спальник колючек!

Разумеется, ничего он не накидал.

* * *

На третью ночь мне приснилась нагая женщина с голубой кожей. Странный сон. И крайне реалистичный.

* * *

На четвертый день я поднял всех еще затемно. — К вечеру выедем на тракт. Пока досыпайте в фургоне, а днем, как обычно, нужно будет пройтись.

Мы позавтракали остатками пшеничных лепешек («апчхи!» в стороне), выскребли остатки малинового варенья н тронулись в путь («апчхи!» два раза, поскольку на гнома снова подул ветер). Солнце золотило легкие облака, покрытые росой менгиры отбрасывали длинные тени. В фургоне царило сонное царство. Говоря прямо, я и сам зевал, хотя бесстрашно дрых всю ночь — как единственному вознице, знающему путь, мне еще ни разу не довелось обходить наш лагерь ночным дозором.

Тишина, благодать! Фургон чуть покачивался на отменных рессорах, иногда похрустывая камешком или косточкой анахорета. Я забирал все дальше к северу, поднимаясь но террасам Пустоши к тракту.

Внезапно откинулся парусиновый полог, и на место рядом со мной бесшумно скользнула Виджи. О-о, какие люди! Тьфу, эльфы! Я было обрадовался, но добрая фея недрогнувшей рукой, как безмолвное предупреждение, положила между нами свой меч. О, ну надо же... И взгляд ее был какой-то неласковый, и уши совсем не розовые. Но запах, легкий пьянящий аромат — он был тот же. Любопытно, это духи или эльфийки от природы так пахнут? Я спросил себя об этом, наверное, в сотый раз.

—Фатик?

—Да?

Голос холодный. Впрочем, может, он деланно холодный, а?

Пустые фантазии. Но я решил быть холодным в ответ, поскольку давно устал расточать на нее свое обаяние.

—Вы уверены, что едете правильно?

—Да.

—Мы не заблудимся?

—Нет.

—Вы точно знаете дорогу?

—Да.

—Вы говорили, что бывали тут много раз...

—Да.

Какой, однако, романтический разговор. Я подумал вставить в следующее «да» что-то вроде «Клянусь своей селезенкой, красотка!», хрипло загоготать и подкрутить несуществующий ус, но эльфийка погрузилась в молчание.

Вот зачем она четыре дня подряд задает мне одни и те же вопросы? Уверен, с памятью у нее все отлично. Тогда зачем? Сама ищет повод для разговора? Ну же, давай, расскажи мне про Витриум, про сонные лесные реки, про сладкозвучных канареек и про непуганую дичь... А я в ответ загну про свои приключения, например про то, как я две недели отсиживался в лесу, облившись «канавным экстрактом номер восемь», и как оставил часть задницы в зубах у кроутера. Глядишь, так и разговоримся.

Черт, острые уши! Как же я раньше не... Она убрала волосы в хвост, обвязав его серебряной тесьмой. Ну совсем как Имоен. До чего странное совпадение! Эй, а может, она таким образом подает мне знаки? Мол, давай, Фатик, бери удачу за рога, пока у тебя собственные не выросли: Только при чем тут клинок?

Я запутался. Никогда не понимал знаков, которые подают женщины, а если женщина-эльфийка, не обладающая даже зачатками чувства юмора, то, видимо, дело швах: она подает знаки, которые исключают друг друга. Или это я дурак, что не могу их верно истолковать? Вообще, многим женщинам кажется, что любой мужчина способен прочитать знаки, которые они расточают. Как же, сейчас! А потом сыплются обиды от непонимания: «Я же ему ясно показала!» Только ты сделала это на своем женском языке, девочка. Нормальный мужчина глух к этому языку. Ну а кроме всего прочего, от близости женщины у нас иногда напрочь отмирает ум (да-да, у мужчин есть ум, вернее, он попадается — как исключительная редкость).

Дальше мы ехали в молчании, не соприкасаясь бедрами, локтями или коленками. Солнце медленно всползало на небосвод, горы Галидора проступили на горизонте бледно-синими силуэтами. Я косил одним глазом на дорогу, а другим — на однотонные, обтягивающие штанишки и легкие сапожки эльфийки, иногда поднимаясь к прикрытой камзолом груди, хотя это зрелище волновало меня слишком сильно. Кажется, добрая фея оглядывалась по сторонам.

По сторонам, точно: она вдруг ахнула, привстала и указала куда-то рукой:

—Что это?

Ярдах в ста перед нами виднелся холм, окутанный легким утренним туманом. На нем высился менгир с плоской вершиной. Менгир хорошо обжитой, поскольку к нему была прислонена лесенка. На вершине, задом к нам, раскинув руки ладонями кверху, застыл седоволосый человек в длинном балахоне из старой мешковины. Монолит окружали деревянные столбы разной высоты числом около тридцати. Они были увенчаны плетеными насестами, в которых, точно курицы-наседки, устроились люди — все как на подбор бородачи и оборвыши. В стороне виднелись скопища дрянных глинобитных лачуг и зеленые клочки огородов.

—Отшельники, — лениво отмахнулся я. — Встречают новый день в хитрых позах или что-то подобное. Медитация, очищение разума на пустой желудок. Как, интересно, они доперли сюда столько бревен?

—Целая деревня отшельников? — удивилась эльфийка. Она приподнялась, очаровательно вытянув шею. Уши, поймав солнечный свет, немедленно стали розовыми.

Я передернул плечами:

—Тоже в первый раз такое вижу, но, может, они поняли, что поодиночке быстрее сходят с ума, и решили оттянуть неизбежное.

Мы приблизились на расстояние броска копья. Патлатые бородачи сидели с закрытыми глазами, сложив, а вернее, вывернув ноги по-восточному. Ей-богу, убил бы того, кто придумал эту дурацкую позу! Главный на верхушке менгира — хилый, заросший седыми космами мужичонка, поворачиваясь на стороны света, изрекал какой-то утробный звук типа «оооооммммм!», бородачи старательно повторяли его, вытягивая губы трубочкой. Что-то странное было в позе главаря, что-то знакомое... Неприятный холодок прополз по моей спине. Я спешно достал подзорную трубу Крессинды и прислонил к глазу. Главарь как раз поворачивался в мою сторону...