Орел взмывает ввысь - Роман Злотников

— Практически? — недоверчиво хмыкнул сэр Самуэль.

— Ну, — кивнул купец, — как считал сэр Бэкон, в природе все имеет свою вероятность. Но я в Москве живу уже четырнадцатый год, за это время успел проехать по России несколько тысяч миль и должен сказать, что до сих пор никто ни разу не попытался меня ограбить… Хотя если вы едете в одиночку и без охраны, то я не буду вас отговаривать таскать за собой этот ваш совершенно бесполезный в этой стране железный прут. Нет? Ну тогда можете спокойно оставить его здесь дожидаться вашего возвращения.

И вот теперь лорд Висбю, уже проехавший, проплывший и прошедший по этой стране не менее семи-восьми тысяч миль, в первый раз пожалел, что тогда поддался на уговоры и не взял с собой свою фамильную шпагу. Одну из немногих вещей, что он успел захватить с собой во время бегства из Лондона…

Но тут перед ним выдвинулась рослая фигура кирасира.

— Ну что вам, болезные?

— Пожа-алте копеечку на пропитание, — сиплым голосом прохрипел стоящий впереди довольно крупный тип, также одетый в полушубок, но гораздо более драный и грязный, чем у них.

— А пошто? — с явно демонстрируемым удивлением в голосе спросил кирасирский лейтенант. — Эвон ты какой здоровый! Нешто заработать не можешь?

— Ты бы, сударь, не на мое здоровье смотрел, а копеечку бы нам, болезным, подал. Сам здоровее был бы, — уже с угрозой заявил другой, выдвигаясь из-за сиплого и демонстрируя дубинку.

— Зря ты так, паря, — вздохнул кирасир, поводя плечами под полушубком, скрывавшим его неизменный мундир. — Мы в вашем городе люди новые, порядков не знаем. Кому сколько подавать, не ведаем. Отпустил бы ты нас. Обживемся чуток — тогда и спросишь.

— А я тебе и сейчас скажу, — осклабился сиплый. — Нам чужого не надобно. А свое возьмем. Чье бы оно ни было. Ты кошель покажи. Половина — наша, а остальное можешь себе забирать.

— Так кошель-то мой! — В голосе кирасира явственно звучало неподдельное и почти что искреннее удивление. — Откель там твое-то возьмется?

— А вот я тебе сейчас поясню! — взревел тот, что с дубинкой, бросаясь вперед.

Кирасир ждал до последнего мгновения, до того как дубинка в воздетой руке налетчика уже пошла вниз, а затем качнулся ему навстречу… Раздался хруст, треск, вой, а потом еще несколько ударов, кои англичанин так и не смог толком разглядеть, и кирасир оказался единственным, кто стоял на ногах. Трое остальных, воя на разные голоса, барахтались в ноябрьской грязи переулка.

— Ой, горюшко-то! — самым трагическим голосом взревел кирасир, стаскивая с плеч полушубок и встряхивая его в руках. — Ну сызнова все тот же рукав порезали, что и лопари прострелили! Да еще и полушубок!

А снизу, со стороны скрючившихся в грязи фигур, кои мгновенно умолкли, едва только на свет божий явился мундир лейтенанта, тихо прошелестело:

— Ой-ё, кирасир…

Небольшой караван из трех крестьянских телег, сопровождаемый четырьмя десятками крестьян, медленно двигался по лесной дороге. Телеги были тяжело груженными. На них навалом лежали узлы, сидели дети и несколько стариков. А впряженные в них лошаденки были весьма худосочны. Ну да что еще можно ждать от крестьянской лошади? Здесь, чай, не благословенная Россия, где, говорят, крестьяне живут в домах с настоящими кирпичными печами, все поголовно ходят в сапогах, их птичники ломятся от гусей, уток и кур, а в холопстве почитай никого и нет. Ну да всем известно, как живут крестьяне в этой самой России. Не то что здесь… В Люблинском воеводстве в этом году урожай был не очень. Дожди, черт бы их побрал! Но начетника пана Володарского объяснения старосты их деревеньки не удовлетворили. Вынь ему да положь весь уговоренный оброк. Пану-то дом в Варшаве содержать надобно, да и жениться пан собирается, богатую невесту панну Яну Козильчик, дочку пана Казимира Козильчика, обхаживает. Надеется за ней богатое приданое взять. Пан-то Козильчик куда как богат. Уж точно за дочкой не поскупится. Но это когда еще будет. А пока пану Володарскому самому надобно себя показать. Что и он, мол, не голь перекатная. И что панна Яна ему не из-за богатого приданого надобна, а исключительно из-за великой любви. Ради которой никаких денег не жалко… А то, что крестьянским семьям от такой любви остается только зубы на полку положить, так на это всем наплевать.

А вот в России, говорят, когда в какой местности недород, так дворяне сами хлеб прикупают и своим порядчикам в помощь выдают. Хотя оброк-то там, конечно, потяжелее будет. Но, видно, могут крестьяне такой оброк тянуть. И на себя остается. А то разве в сапогах ходили бы? А Россия-то — вот она, рукой подать! Токмо через Буг перебраться. Эвон, сказывают, три года назад семья из соседней деревеньки как-то ночью собралась да и утекла втихую через границу. На больших-то дорогах, известно, заставы стоят, но мало ли тут узких лесных дорожек. На всех заставы не поставишь. А потом их кто-то из земляков на ярмарке в Бресте видел. Ва-а-ажные. Уже все в сапогах. Баяли, что уже заключили порядье с помещиком из-под Царева-Борисова. И тот им на обустройство ажно пять рублев положил. И на три года оброк облегченный. Ну чтоб обустроились, хозяйство завели справное. Требует, чтоб не менее десятка гусей в хозяйстве содержалось, десятка два кур, пять свиней и пять голов скотины — две коровы для себя и оброка и три бычка на откорм. Ну и лошадей не менее трех. Мол, так положено… Это ж кем положено-то, чтоб крестьянин как барин жил, такое богатство имея? Понятно, почему оне все в сапогах ходят…

Так что как выгреб пан начетник все из крестьянских амбаров, да еще и выпорол десяток мужиков, чтобы не смели впредь спорить с господином, да уехал, сели крестьяне, порядили и поняли, что остается им либо в бега подаваться, либо помирать. На лебеде-то до весны не проживешь. Не растет столько лебеды, сколько надобно, чтоб зиму пережить. И корой дубовой не спасешься. И ветками еловыми. Да до веток еще и дожить надобно. Они ж только еще по весне будут. Потому-то собрались споро, загрузили на телеги нехитрый скарб, а также стариков и детишек, да и двинулись в бега…

До Буга они дошли на второй день, считая от начала своего побега. И два дня рубили и вязали плоты. Опыта в этом деле ни у кого из крестьян не было, однако с топором все управлялись споро. И потому бревен для шести больших плотов и десятка малых нарубили быстро. А женщины покамест готовили ивовые прутья, чтобы связывать бревна. Плавать-то никто не умел, поэтому плоты надобно было связать основательно, чтобы не оказаться в воде посередь реки. Так что, несмотря на то что не терпелось на ту сторону, а также было боязно (оброк-то они заплатили сполна, сам пан начетник лично амбары обыскал, а ну как кто из людей пана Володарского заглянет еще чего приглянувшееся взять али с какой примеченной холопкой в сене покувыркаться да и увидит, что деревенька пуста), плоты вязали старательно. И, как выяснилось, опасались они не напрасно, потому как едва успели. Едва только отчалили и, отталкиваясь шестами и гребя вытесанными из расколотых небольших древесных стволов досками, добрались до середины Буга, как на берегу появились всадники. Числом двенадцать. И во главе даже не с паном начетником, а с самим паном Володарским!