Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

Никого из праведников Божиих, в Киевской Руси просиявших, не позабыл митрополит, от всех расцеловал царского посла, но о присяге говорить не захотел.

– Неужто, боярин, сам гетман государю присягнул? – дивился он. – Неужто все Войско Запорожское присягу принесло?! Слава Богу, коли так. Молиться буду за государево многолетие, за здоровье царицы и благоверных царевен. Храни, Господи, всю семью государеву.

– Надо бы, владыко, и Софийскому дому присягу принести! – настойчиво повторил Бутурлин.

– Пошто? – удивился Сильвестр Коссов. – Шляхта, слуги и дворовые люди у меня по найму работают. Не годится мне к присяге их посылать. И духовенству, боярин, тоже погодить надо с присягой. Что на сейме скажут, коли присягнем?

Странно было Василию Васильевичу Бутурлину такие речи слушать.

Хмельницкий присягнул, войско, народ… Одни только пастыри Православной Церкви, ради освобождения которой и затеивалась война, медлили.

Осторожно подбирая слова, прямо сказал это Василий Васильевич. Дескать, как государю-то всея Великой Руси доложить об этом?

Опустил глаза митрополит Сильвестр Коссов.

Сам он еще не разобрался, почему не лежит у него сердце к затеянному Богданом Хмельницким делу. Сам себе не мог признаться Сильвестр, что у него, православного душою, болит сердце урожденного шляхтича о польском государстве. Польша и на дух православия не переносила, но родной была!

Не мог сказать об этом Сильвестр Бутурлину. Не мог и признаться, что он сам пуще басурман России опасается.

– Погоди писать, боярин, – сказал вслух. – Сам понимаешь, что многие церкви наши остались на землях, которые сейчас под властью короны находятся. Что с теми священниками будет, если мы присягу принесем? Дай подумать.

Несколько дней ждал Бутурлин ответа. Так и не дождался. Тогда сам начал искать встречи. Но уклонился от встречи Сильвестр.

Доносили Бутурлину, что зашевелились иезуиты киевские. Недоумевал Бутурлин: чего еще митрополит затеял?

Впрочем, тогда недосуг было думать об этом, пора было выступать в поход на войну…

Не враз начинаются большие дела, а уж коли начались, если и захочешь – не остановишь!

Вскоре после Переяславской рады двинулись войска.

27 февраля послали в Вязьму боярина Долматова-Карпова.

26 марта ушел в Брянск князь Алексей Никитич Трубецкой.

Гибелью всей армии завершился такой поход на Смоленск при отце Алексея Михайловича – царе Михаиле. Какой исход у нынешней войны будет? Даст Бог победу или снова побитыми сидеть, раны зализывая?

Победа силу стране дает, а поражение – слабость. Можно и новую армию потом собрать, а слабость все равно останется. Растечется по всем городам и весям, не дай Бог, снова породит смуту…

Торжественно провожали войска.

С поднятыми знаменами, сверкая оружием на морозном солнце, под бой барабанов шли через Кремль полки. Мимо дворца шли, под переходы в Чудов монастырь, на которых сидели царь и патриарх. Святой водой кропил патриарх Никон проходящих ратников.

Великая сила собиралась в поход. Шли дворяне и дети боярские, потребованные к службе. Гарцевали на конях казаки, шли регулярные стрелецкие полки, шла регулярная – рейтары и драгуны – конница.

Когда же 15 мая выступил в поход по Смоленской дороге и сам государь с войском, сразу опустела Москва…

Византийским орлом, расправившим могучие крылья, воспарила в поднебесье истории держава Алексея Михайловича.

Еще когда двигалось царское войско к Смоленску, получено было известие о взятии Дорогобужа.

11 июня 1654 года взяли Невель.

14 июня – Белую.

29 июня – Полоцк.

20 июля – Мстиславль.

24 июля – Дисну и Друю.

2 августа – Оршу.

9 августа – Глубокое.

20 августа – Озерище и Гомель.

24 августа – Могилев.

29 августа – Чечерск, Новый Быхов и Пропойск.

1 сентября – Усвяты.

4 сентября – Шклов…

А 23 сентября 1654 года взят был и Смоленск, город, за который всю жизнь бился отец Алексея Михайловича – царь Михаил Федорович.

Стоял ясный, холодный день.

Ночной заморозок подсушил дорогу, по которой выходили из города сдавшиеся литовские воеводы. Проходя мимо государя всея Руси, они складывали перед ним свои древние, кичливые знамена.

Высоким было небо.

Далеко курлыкали вверху, выстраиваясь в клин, журавли. Догорали в осеннем пожаре леса. Конь под Алексеем Михайловичем переступал с ноги на ногу, готовый сорваться, лететь вперед к новым победам.

Все сомнения первых недель войны остались позади. Повеселели воеводы и ратники, почувствовав силу, которую дает победа. И еще появилась уверенность, что старинные русские города берутся теперь Россией навсегда…

В конце октября Алексей Михайлович выехал из Смоленска в Вязьму. Здесь он остановился.

Дальше дороги ему не было.

Дальше царствовала сейчас на Руси черная смерть…

Страшную картину царевы посланцы на Москве увидели.

В Успенском соборе один священник остался да один дьякон, в Благовещенском – один священник только, а в Архангельском – и вообще никого…

Царский дворец стоял снегом засыпанный, едва и пробрели посланцы по двору. Дворовых всего пятнадцать человек уцелело. В Чудовом монастыре сто восемьдесят два монаха померло, в Воскресенском – девяносто монахинь… У Бориса Ивановича Морозова на дворе триста сорок три человека умерло, у Алексея Никитича Трубецкого – двести семьдесят, у Якова Куденетовича Черкасского – четыреста двадцать три, у Никиты Ивановича Романова – триста пятьдесят два. А у Стрешнева из всей дворни один мальчик остался. То же в черных сотнях и слободах было. Из каждых десяти человек где один, где два в живых остались.

Подобные моровые поветрия не редкость для того времени.

И на Руси бушевали эпидемии, опустошая деревни, села и города, и в других странах…

Но сейчас подобно злобной дьявольской усмешке было это стечение обстоятельств. Отвоевав многие города, лишился государь своей столицы.

Темнело в глазах от гнева, сжимались в ярости кулаки.

До января жил государь в Вязьме… Сжимались от ярости кулаки, когда слушал Алексей Михайлович разговоры патриарха Никона о затеянной им церковной реформе.

Никон свое твердил.

Дескать, переустройство церковное скорее надо вести, быстрее надо искоренить новшества, невежеством русским порожденные. Если привели бы обряды в соответствие с Греческой Церковью, может, и не упирался бы тогда киевский митрополит Сильвестр. Кому же хочется от истинной веры в блудню невежества уходить?