Питер Саржент. Трилогия - Гор Видал

доводилось встречаться. Лейтенант явно был просто в восторге от этого дела; ему неважно было, что произошло на самом деле, однако он собирался сделать себе хорошую рекламу. В ходе расследования он планировал встретиться с многими важными людьми, что впоследствии могло не раз пригодиться. В каком-то смысле в убийство сенатора оказывались вовлеченными все, начиная от Белого дома и кончая самым незначительным госчиновником. Обращался он к нам весьма любезно, словно был одним из гостей, и явно старался произвести хорошее впечатление.

— Леди и джентльмены, должен сказать совершенно откровенно, что мы зашли в тупик. У нас нет ни малейшего представления о том, кто убил сенатора Роудса.

Столь необычное заявление представителя властей произвело известное впечатление. Я уже ожидал услышать вежливые аплодисменты; и только присутствие смерти в доме удержало аудиторию от такой демонстрации восторга.

— Мы искренне убеждены, что убийца или убийцы, прошу прощения, находятся в данный момент в доме. Но даже в этом мы полностью не уверены. Достоверно мы знаем только одно: кто-то, очень хорошо знавший привычки сенатора, мог подстроить сработавшую так успешно ловушку. Ясно также, что кто бы ни осуществил убийство, он не мог запланировать его заранее: взрывчатка, с помощью которой было совершено преступление, была доставлена сюда мистером Помроем только вчера. Четыре коробки с образцами взрывчатки хранились в комнате мистера Помроя. Вчера утром они с сенатором обсуждали их характеристики в присутствии мистера Холлистера. Потом здесь в доме к ним присоединились миссис Помрой, мистер Ленгдон, мисс Прюитт, миссис и мисс Роудс.

Как мне сказали, состоялся большой разговор о свойствах новой взрывчатки. Короче говоря, все гости, за исключением мистера Саржента, знали о взрывчатке, знали, что четыре коробки с образцами хранятся в комнате мистера Помроя, что эти коробки сегодня днем по рекомендации сенатора Роудса должны быть переданы армии. Коробки находились в запертом специальном огнеупорном ящике.

В какой-то момент времени между четырьмя часами пополудни, когда мистер Помрой поставил ящик в шкаф, и часом тридцатью шестью минутами ночи, когда сенатор Роудс разжег огонь в камине, убийца проник в комнату мистера Помроя, взломал замок ящика и вытащил из него одну упаковку, которую потом подложил в кабинете в камин. Я убежден, что кто бы это ни сделал, он был знаком со свойствами этой взрывчатки. Если бы он сунул в камин все четыре упаковки, рухнул бы весь дом и убийца погиб бы со всеми остальными.

Лейтенант сделал паузу. Глаза всех присутствующих были устремлены на него. В комнате царила тишина, если не считать тяжелого дыхания миссис Помрой, боровшейся с простудой.

— Теперь о другом, — продолжил лейтенант с наигранной улыбкой. — Я понимаю, все вы необычайно занятые люди. Ваши дела весьма важны для страны, и управление полиции хотело бы сделать все, от него зависящее, чтобы для вас расследование прошло как можно легче. К сожалению, до тех пор пока у нас не будет ясности насчет того, с чем нам пришлось столкнуться, вам придется смириться с неудобствами пребывания в этом доме, по крайней мере, в течение недели.

Раздался возмущенный ропот, вежливость была забыта.

— Вы понимаете, молодой человек, — начала мисс Прюитт, — что приближаются общенациональные выборы, что в ближайшие несколько недель мне предстоит множество дел?

— Прекрасно понимаю, мисс Прюитт. Все знают, насколько ответственна ваша работа, но мы должны подчиняться закону. Управление полиции готово разрешить вам покидать дом по неотложным делам при условии, что мы всегда будем знать, где вы находитесь. Миссис Роудс любезно согласилась позволить нам задержать вас здесь, чтобы мы всегда могли задать необходимые вопросы. Я понимаю, насколько это неудобно, но таков полученный мною приказ.

И закон начал действовать. Прозвучало еще несколько жалоб, но предоставленная нам относительная свобода привела всех в более терпимое расположение духа. После этого лейтенант объявил перерыв до пяти часов, сказав, что тогда он хотел бы задать нам несколько дополнительных вопросов. Словно школьники, мы толпой двинулись из столовой.

Первой вышла Вербена Прюитт, и по мрачной улыбке, бродившей по ее лицу, я был совершенно убежден, что она сейчас же свяжется с Белым домом. Мистер Помрой буркнул что-то жене и также покинул комнату. Уолтер Ленгдон поднялся к себе, а Руфус Холлистер затеял перебранку с лейтенантом Уинтерсом.

— Лейтенант, вы должны позволить мне забрать из кабинета сенатора некоторые документы. Это чрезвычайно важно, я уже об этом говорил.

— Мне очень жаль, мистер Холлистер, но все документы переданы в управление полиции. Я ничего не могу поделать.

— Думаю, лейтенант, вы не понимаете, насколько все это серьезно, — Холлистер побагровел от ярости. — Документы, которые мне нужны, не имеют никакого отношения к убийству. Я готов вам поклясться, что это именно так. Однако в них содержатся имена чрезвычайно важных людей — руководителей страны — и они были предназначены исключительно для глаз сенатора.

— Мы — не политики, — спокойно сказал лейтенант, хотя, как мне показалось, напрягся. — Нас не интересуют политические последствия происходящего. Эти документы попали к людям, которых интересует только одно: ключ к убийству сенатора Роудса. Мне нет необходимости говорить вам, что эти люди в высшей степени благоразумны. В любом случае все документы будут вам возвращены через день-другой.

— Вы ни черта не понимаете! — в бешенстве заорал Руфус, но больше ничего не мог добавить: позиция лейтенанта была совершенно разумной и законной. — Я обращусь к комиссару полиции, — наконец заявил он и ушел.

Лейтенант вздохнул, а я посмотрел по сторонам и обнаружил, что мы остались в комнате только вдвоем. Элен тихо исчезла, как я решил, в погоне за Ленгдоном. Все остальные полицейские собрались наверху в кабинете. В столовой кроме нас лишь слуги убирали со стола.

— Вы проделали нелегкую работу, — с симпатией признал я.

Он кивнул.

— Это как ходить по канату. Вы представляете, каким влиянием обладает вся эта компания? Я не могу себе позволить кого-нибудь из них обидеть.

— И не можете себе позволить ошибиться.

— Мы не ошибаемся, — неожиданно жестко отрезал лейтенант, который был прежде всего полицейским, несмотря на манеры выпускника колледжа и греческий профиль.

— Кажется, я смогу вам помочь, — я сменил тему и перешел к тому, что могло его заинтересовать. Хотя реагировал он не так, как мне хотелось бы.

— Почему вы хотите это сделать? — подозрительно спросил лейтенант. Это мне напомнило, что как возможного убийцу он рассматривает и меня тоже.

— Деньги, — откровенно признался я. — Собственная выгода превращает всех нас в животных; собственная выгода — самый действенный из мотивов, и он редко подвергается сомнению.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что мне хотелось бы быть первым,