Метро 2033: Перекрестки судьбы - Павел Макаров

Кузнец выбрался из толпы и столкнулся нос к носу со своим старым знакомым – Шустрым. Тот, видимо, уже сменился и решил тоже поучаствовать в этом празднике жизни. Увидев боксера, он обрадовался ему, как родственнику, и чуть ли не полез обниматься.

– Здорово, Кузнец, так это ты вызвал Вала? Не, уважуха, конечно… ну ты, конечно, дал… да чокнутый ты, однозначно. – Эта смесь восторга, одобрения и осуждения была так естественна, что Кузнец даже стушевался чуток.

– И тебе тоже не хворать. Ты определись, а то я не понял, хвалишь ты меня или ругаешь.

– Да я сразу понял, что ты конкретный пацан, а не фраер там какой-нибудь, но это ж Вал! Он же, знаешь… Он просто огромный. – Шустрый развел свои худые кегли, будто попытался обхватить баобаб. – У него руки, как у меня ноги, а двигается он на ринге, как ветер. – Шустрый даже запрыгал на месте в слабом подобии боксерского степа и махнул пару раз руками, как в бою с невидимым противником.

Судя по демонстрации Шустрого, Вал был не таким уж и большим, очень костлявым и нескоординированным в движениях – в общем, не так страшен черт, как его малюют. Но Кузнец почему-то был склонен предполагать, что Шустрый, скорее всего, по своей душевной доброте, преуменьшал проблемы.

– Ну, и что говорят букмекеры? – И видя, что Шустрый лупает гляделками, уточнил: – Ставки какие?

– А-а-а. Один к десяти, сам понимаешь, не в твою пользу. Я, вон, тоже чирик на Вала поставил. Хоть одну маслинку, но заработаю на тебе.

– Знатно, – хмыкнул Кузнец, включая в голове калькулятор. Получалось, что если он при данном раскладе поставит оставшиеся патроны на кон, то при выигрыше получится еще… больше тысячи. «А при проигрыше я останусь на нуле. Останусь ли?.. В глобальном смысле этого слова. Скорее всего, нет, поэтому и думать о проигрыше не стоит».

– Шустрый, а хочешь действительно подзаработать?

– А как?

– Будешь моим секундантом. Плевое дело: водички подать, полотенчиком помахать во время перерыва. Плачу двадцать пять патронов.

Маленькие глазки пацанчика загорелись жаждой наживы, нос еще больше вытянулся, а оттопыренные уши повернулись, как локаторы, и покраснели от возбуждения.

– Сто!

– Не, это ты загнул, максимум пятьдесят.

– Заметано.

– Хорошо. Отдам, когда выиграю.

На хитром лице Шустрого отразилось разочарование.

– Не, так не пойдет, а если проиграешь?

– А проиграю, возьмешь мой пистолет и сумку, они примерно столько стоить и будут, так что в любом случае ты в наваре. Ладно, ты тут размышляй, а мне еще надо в общак за вызов заплатить. Если надумаешь, завтра будь возле ринга.

Оставив Шустрого думать, Кузнец пошел по отделанному мрамором залу. Его всегда поражала эта станция, даже в те времена, когда через нее ходили поезда. Дело в том, что здесь они ходили в одном направлении, то есть линии перекрещивались, и чтобы перейти на другую ветку, достаточно было пересечь платформу. Наверное, эта особенность, отличная от всего метро, и дала толчок столь вычурному развитию цивилизации на станции. Все здесь было изначально не так, как у людей… не по-русски… одно слово – Китай-город.

Обнаружив дверь, ведущую в служебное помещение, с намазанной на ней черной краской надписью «ОБЩАК», он решительно вошел и уперся лбом в ствол пистолета, который держала здоровенная волосатая рука. Скосив глаза, Кузнец попытался обойти взглядом это препятствие. Расфокусированное зрение не дало много информации: что-то большое, в модной в нынешнем сезоне куртке из поросячьей кожи. Кузнец решил сразу перейти на язык денег. Достал мешочек и потряс им перед обладателем волосатой руки и пистолета. Действие это произвело прямо волшебный эффект. Пистолет и рука исчезли, и появилось широкое небритое лицо.

– Кузнец? Принес? Король меня предупреждал. Оставляй.

Кузнеца поразили не столько внешний вид, сколько немногословность местного бухгалтера, вернее смотрящего за общаком. Боксер выложил двести патронов, дождался накарябанной на клочке бумаги расписки и с удовольствием вышел из помещения. «Что-то я стал уставать от местных нравов».

Осталась еще одна мелочь. Вложить остатки денег. Букмекеров найти оказалось проще всего. Вернувшись на станцию, Кузнец пошел в ту сторону, где было больше всего народу. Молодой человек с тоненькими усиками «а-ля мачо» бойко принимал ставки и ссыпал патроны в ведро под ногами. Рядом стояли два громилы и развлекались тем, что отпихивали особо рьяных соискателей от столика. Пробившись к пареньку, Кузнец, пытаясь переорать гвалт, гаркнул:

– На Кузнеца!

Установилась тишина, будто только что кто-то умер.

– На кого? – Усатенький решил переспросить, потому что поверить с первого раза не смог.

– На Кузнеца, – произнес боксер спокойно и высыпал на столик оставшиеся у него сто двенадцать патронов.

Паренек посмотрел на него как на умалишенного, но деньги взял. Пересчитал и привычным движением сгреб все в ведро, а соискателю выигрыша вручил бумажку, на которой значилось «КУЗНЕЦ 112».

Вот и все. Рубикон перейден, мосты сожжены. Один плюс – таскать две бумажки было гораздо легче, чем мешок с патронами.

***

«Утро красит нежным светом…» Напевая навязчиво засевшую в голове мелодию, Кузнец пересек станцию и пошел в направлении душевой. Все-таки сказывалось на нем проживание в течение десяти лет по соседству с красной линией (эта мелодия, звучавшая из перехода на Лубянку, будила его каждое утро). Кузнец постоянно ловил на себе косые взгляды, бурча под нос песенку, пока чистил зубы. «Да уж… неуместно… здесь, скорее, подойдёт: ”С добрым утром, тетя Хая…” Если бы не моя комплекция и авторитет, то желающие получить ответ за попутанные рамсы выстроились бы в очередь». Но все уже знали, что Кузнец вызвал самого Вала, и встать на пути этого безбашенного желающих особо не было.

Вытираясь полотенцем, которое больше походило на чистую портянку, он увидел на соседней двери под надписью «Толчок» бумажку, вырванную, скорее всего, из тетрадки в клеточку. Объявление на ней гласило:

«Сходняк шнырей просит братву убирать за собой очко и бросать подтирку в алёнку. Урод, засоривший очко, будет отвечать перед паханом, несмотря на авторитет»[11].

Улыбнувшись мыслям о том, что независимо от языка, на котором разговаривают на станции, люди, по сути, везде одинаковые, да и проблемы, в общем-то, схожие, Кузнец вышел из помещения. На выходе из душевой собралось, наверное, полстанции. На него кидали взгляды, выдававшие довольно обширный спектр чувств: от скрытого уважения до полного пренебрежения и вызова, что, скорее всего, повышало собственную самооценку глядевших и оценку в глазах братвы. Но, несмотря на все эти понты, пока он был в умывальне, никто зайти туда так и не решился.