Дикое золото - Александр Бушков

На внутренней стороне лопаточек этих странных «щипцов»Бестужев сразу рассмотрел изображения обеих сторон серебряного двугривенного –четкие до идеальности.

– Вот в эту дырочку металл заливается, – пояснилМигуля. – Продукт умелых рученек наших мазов, сиречь мошенников первойруки. И получается, доложу я вам, столь убедительная монета, что темный мужикне сразу и отличит, да и человек из общества примет за настоящую. Не люблю я,признаться, этаких методов, какие только что продемонстрировал, нообстоятельства таковы, что миндальничать и неудобно как-то. А вы молодцом,господин ротмистр, с маху подхватили мою мысль и хорошо подыграли, у негосердце в пятки ухнуло, хоть и храбрился, уж я-то его знаю, тварюгу, как облупленного…

…Мигуля хлопнул по плечу извозчика:

– Феденька, останови тут. С нами не ходи, справимся.Сделаем, господин ротмистр, так…

Во исполнение плана Бестужев открыто, посреди улицы подошелк невысокому заборчику, постучал кулаком в калитку, и, когда во дворе залиласьбдительным лаем рыжая собачонка, встававшая на задние лапы на длинной брякающейцепи, а за отдернувшейся занавеской мелькнула чья-то физиономия, закричал:

– Открывайте, полиция! Кому сказано?

Продолжая барабанить кулаком в калитку, услышал сквозьяростный собачий брех и лязг цепи, как на другой стороне дома звонкораспахнулось окно, послышался стеклянный дребезг – кто-то выпрыгнул стольпоспешно и неосторожно, что выбил при этом стекло. Бестужев остался на месте,но стучать перестал. Потом из огорода послышалось:

– Порядочек, господин ротмистр, дело сделано!

С другой стороны дома показался пристав Мигуля, влекущийперед собой без всяких усилий человека с заломленными за спину руками. На ходупристав громко и весело комментировал:

– Ишь, в окошко прыгать вздумал, нервная натура!Огорчительно мне, что этот народец нас до сих пор за дураков держит… –Чтобы не проходить в опасной близости от злившейся шавки, он лихо инепринужденно выломал пинком кусок забора, вывел пленного сквозь образовавшуюсядыру. Обернулся к окошку, за которым все еще маячила перекошенная физиономия: –Демид, ареопаг ты драный! Живи уж пока! Ты нас не видел, а мы тебя не видели…Шагай в пролетку, Ванька, с шиком поедешь…

– Ермолай Лукич, – спросил Бестужев, когда онипоместились в пролетку, стиснув боками безропотно повиновавшегосяпленника. – Откровенно вам скажу, меня несколько удивляет ваш лексикон…Ламехузы, ареопаг… Давеча, когда я попал к вам, кариатидой меня обозвали…

– А это с умыслом-с, – охотно пояснилМигуля. – Уголовный наш народец страсть как боится непонятного. Еслибудешь посылать его по привычной матушке хоть в сорок четыре загиба – непроизведет впечатления. А вот словеса сложные, ученые, насквозь непонятные, изтолстых книг взятые, наших вибрионов пугают не на шутку. У сынишки берешь любойучебник – и в момент наколупаешь полезных словечек. Помню, бился я с одниммазуриком, ничего поделать не мог, а потом – как осенило. Хочешь, говорю, сучийты потрох, я тебе сейчас со всем старанием заделаю неорганическую химию? Воттут он и поплыл, враз раскололся… Непонятное пугает, хе-хе.

Ну, вот только Ивана свет Федулыча, господина Тутушкина, натакую уловку не возьмешь, он как-никак гимназию с грехом пополам кончил, вученых словах кое-как разбирается. Но, смею думать, господин ротмистр, два несамых недотепистых человека, каковы мы, уж придумают что-нибудь не менееэффектное, а?

– Безусловно, господин пристав, – ответилБестужев.

Он моментально подхватил тактику Мигули – переговариватьсячерез голову Тутушкина с видом полного безразличия к последнему, словно его ина свете нет, словно и не сидит меж ними в тряской пролетке ни живой, нимертвый. Что в полиции, что в охранном тактика эта применялась с одинаковымуспехом, поскольку сплошь и рядом давала плоды, заставляла клиента нервничатьпуще…

Краем глаза Бестужев присматривался к пойманному. Этакоедешевое, провинциальное издание франта с Невского проспекта – ухоженныеусики, вьющиеся естественным образом, да вдобавок подкрепленные с помощьющипцов кудри, смазливый облик фата. Было в нем что-то от актера синематографаМакса Линдера – о чем Тутушкин, понятно, не подозревал по причине отсутствия вШантарске электротеатра.[27] А в общем, поскольку женская душа,как известно, потемки, именно такой облик кавалера с конфетной коробкиопределенную, не столь уж маленькую, часть дам привлекал всегда.Сутенерствовать с такой «вывеской» можно успешно – да и альфонсировать тоже…

– Ну что, Иван Федулыч, – соизволил Мигуляобратить внимание на пленника. – Грустно тебе?

Тутушкин затравленно покосился на него, явственно вздрагиваявсем телом.

– Грустно ему, – сообщил Бестужеву Мигуляопять-таки через голову несчастного Ивана Федулыча. – В сердце начинаютпомаленьку закрадываться подозрения – а не пристукнуть ли мы его везем? Правда,Федулыч? Эк тебя потряхивает… Ты, как та ворона, каждого куста сейчас боишься,но нет у меня к тебе сочувствия, признаюсь откровенно. Вот честное слово, будьты вором-разбойничком, я бы к тебе получше относился. Громила или тамскокарь – человек дерзкий. При всем своем уголовном непотребстве он,видишь ли, на дело ходит, под смертушкой гуляет, я их ловил и ловить буду, нопритом толику уважения испытываю. А ты, Ванька Федулыч, промышляешь тем, чтосдаешь в аренду женский неудобосказуемый орган, даже не тебе личнопринадлежащий, да вдобавок тешишь иной похотливый дамский интерес, опять-такиза плату. И нет во мне к тебе уважения. Девки твои, по крайности, свой хлебушекстарательно отрабатывают собственными усилиями, а ты… Ладно, не трясись, этакты меня из пролетки выпихнешь. Жив будешь, если поймешь, в чем твой интерес…

– Ермолай Лукич, – дрожащим голосом сказалТутушкин. – Не берите греха на душу…

– Слизь, – с удовлетворением сказал Мигуля. –Когда это я, скажи на милость, тихим убийством руки пачкал? Я, голубь, влюдишек стреляю только в том случае, если они на меня со стволом или перомкидаться начинают… Знаете, господин ротмистр, что, на мой непросвещенныйвзгляд, этого обормота погубило? Да та самая Шантарская мужская гимназия, кудаего мамаша протолкнули, на свои медные гроши образование дали. Продолжать учебув университетах сей индивидуй не стал, прекрасно понимая, что не того он умасубъект, но и работать за честное жалованье интересу не было-с. Вот иполучилось ни то ни се, не пришей к звезде рукав и сбоку бантик… Будь ончеловеком простым, без гимназического аттестата, вряд ли сунулся бы в комбинации.Стал бы обычным сутенеришкой, с Катькой, Машкой и Дуняшкой. Но у нашего ИванФедулыча, гимназера, заиграли амбиции, вот он и решил дамочек в оборот пустить.И доигрался до такого состояния, когда жизнь его ни копейки не стоит. Эх,Федулыч, тебе бы раньше подумать, что секреты – вещь опасная. Сегодня ты на нихприличную монету зашибаешь, а завтра эти самые секреты тебя до пиковогоположения доведут… А остановись-ка ты здесь, пожалуй, Феденька. Местоподходящее, нас никто с дороги не увидит, побеседуем спокойно.