На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева

скатился вниз, выскочил во двор и встал за дальним углом сарая. Теперь даже если они войдут во двор, его не увидят.

– Нет-нет. Спасибо, – голос Жени твёрд и решителен. – Вот мой дом.

– Хорошо, – согласился Рассел. – Но… какие ваши окна? Эти? Отлично. Вы покажетесь нам в окне в знак, что всё в порядке.

– Хорошо. Итак, благодарю вас, джентльмены, и до свидания.

– До свидания, мисс Джен.

– До свидания, фройляйн Женни.

Эркин перевёл дыхание. Кажется, пронесло. Вот стукнула калитка, шаги Жени, вот она открыла дверь, поднимается по лестнице. Эркин закинул голову и увидел её смеющееся лицо в лестничном окне. Он уже собирался выйти из укрытия, когда услышал за забором.

– Признаться, вы напугали меня, Рассел. Зачем вам это понадобилось?

– Вы были правы, Хьюго. Вас преследовали. И шёл я не за вами, а за ним.

– Он был один?

– Да.

– И вы… разглядели его?

– Очень смутно…

Голоса удалялись. Эркин облегчённо выругался им вслед и побежал в дом. Задвигать засовы не имело смысла: всё равно уже утро.

Женя растерянно стояла посреди комнаты, переводя взгляд с безмятежно спящей Алисы на нетронутую кровать. И повернувшись к двери, увидела смеющееся лицо Эркина. И вдруг как-то сразу догадалась.

– Так это ты шёл за нами?

Эркин кивнул. И Женя засмеялась, зажимая себе рот, чтобы не разбудить Алису.

Оставив Женю приходить в себя и переодеваться, Эркин схватил вёдра и побежал за водой. Надо всё быстро, ему ещё этой старухе колоть дрова, а там бежать на рынок. Андрей уже ищет его, наверное… И запнулся. Как-то теперь будет с Андреем? Но отбросил это. Как будет, так и будет. Подличать Андрей не станет, а не захочет больше с ним в паре работать, что ж… придётся одному крутиться.

Закончив с дровами и водой, Эркин заглянул в комнату. Женя, не переодевшись сидела на кровати, а плащ и сумочка валялись там, где она их бросила, войдя в комнату. Услышав его, Женя подняла голову, и он увидел её словно похудевшее за эту ночь лицо с выбившимися из причёски прядями. Она молча смотрела на него и опять была иной, другой Женей.

– Эркин, – не то позвала, не то вздохнула она.

Но он подошёл, и Женя, легко встав, обняла его, обхватив за шею обнажёнными руками, и всем телом прижалась к нему, уткнув лицо куда-то в его плечо.

– Эркин, я такая счастливая, Эркин.

Он осторожно обнял её за талию, просто, чтобы не стоять столбом, просто надо куда-то руки девать.

– Было так хорошо.

Лоб Жени тёрся о его плечо. И он медленно, словно вспоминая, плотнее обнял её.

– Только тебя не было, – вздохнула Женя и вдруг засмеялась. – Это ты ходил меня встречать, да? Спасибо, родной.

– Тебе вправду было хорошо там? – тихо спросил он.

– Ага, – совсем как Алиса вздохнула Женя и подняла голову, посмотрела ему в лицо.

Он был готов в любой момент отпустить её, но она всё не разжимала объятий, и лицо её становилось обычным, знакомым лицом Жени, а на губах ещё прежняя улыбка счастливой усталой женщины. Она потянулась к нему поцеловать, и он не нашёл в себе силы как-то уклониться от этого. А целовалась она по-прежнему, плотно прижимая губы к губам, так что ответить ей было легко.

Женя отпустила его первой.

– Сейчас переоденусь и покормлю тебя.

– Нет, – мотнул он головой, довольный, что обошлось этим, и Женя не обиделась. – Переодевайся и ложись спать. А я за работой пошёл. Я тут одной ещё вчера подрядился.

– Голодный пойдёшь?!

– Хлеба возьму, – отмахнулся он.

– Ну ладно, – согласилась Женя и виновато добавила. – Что-то я устала.

– От танцев устаёшь, – с понимающим сочувствием кивнул он.

На кухне он отрезал себе хлеба и, поглядев на небо, решил, что без куртки вполне обойдётся. Рубашку бы сменить? Ладно, Жене лишняя морока со стиркой, не работал же он в ней, не пропотела. И жуя на ходу, спустился по лестнице. Где старухин сарай? Ага, вон тот. Спит ещё, наверное. Ну что ж, подождём.

Когда Элма Маури выглянула в окно, он сидел на земле у её сарая, прислонясь к нему спиной, и не то дремал, не то просто грелся на утреннем солнце. Что ж он так рано пришёл? Или Джен его на рассвете выгоняет? Да нет, обычно он уходит позже. Джен была на Бале, так она, наверное, на эту ночь и вовсе не пустила его. Конечно же, так. Это безумие оставлять индейца на ночь с маленькой девочкой одних в пустом доме. А Бал на всю ночь. И хотя этот, похоже, из смирных, но доверять им – никому нельзя.

За этими мыслями она оделась, взяла ключ от сарая и вышла во двор. Он заметил её в пяти шагах и встал.

– Что так рано?

– Договаривались на утро, мэм, – спокойно ответил Эркин.

«Договаривались!» – Элма усмехнулась. Все-таки цветной остается цветным. Хоть в малости, а сгрубит. Не договорились, а наняли и приказали прийти! Но вслух она ничего не сказала и открыла сарай.

– Вот.

Эркин оглядел жалкую кучку тощих корявых чурбаков и кивнул.

– Хорошо, мэм. Будет сделано, мэм.

– И сколько? – подбоченилась Элма.

Эркин бросил на неё быстрый, еле заметный взгляд искоса и снова уставился на дрова, ожидая её цену.

– Две кредитки и ещё еда, – в последнюю секунду Элма решила прибавить еду, чтобы получше расспросить его.

– Хорошо, мэм, – кивнул Эркин.

Плата не шибко щедрая, но она в одном дворе с Женей. Возьмёшь с неё настоящую цену, так ещё подлость какую-нибудь устроит. Белым женщинам Эркин доверял ещё меньше, чем белым мужчинам. Да и дров не так уж много. Он вытащил из сарая чурбаки, нашёл в углу топор и взялся за работу.

Элму ждало разочарование. Нет, работал индеец споро, и самые корявые чурбаки разлетались у него со второго, много с третьего удара. Но работал он без остановок как заведённый. И расспросить его по-настоящему не удалось. То он отмалчивался, якобы не слыша вопроса за работой, то отделывался односложными ответами. Нет, не зря говорили, что с неграми иметь дело легче. Чёрному только разреши болтать, он сам всё тебе выложит. А индейцы – молчуны, скрытные, коварные. «Да, мэм», – а что он там таит, попробуй догадаться.

– Ты снимаешь койку у мисс Джен?

– Да, мэм.

– И дорого? Много она с тебя берёт? Мисс Джен говорила, ты всю работу по дому за жильё делаешь. Это так?

– Да, мэм.

– И много работаешь?

– Да, мэм.

– Тебе тяжело, наверное. Но мисс Джен такая добрая, не думаю, чтобы