Мертвая неделя - Наталья Тимошенко

Навьи медленно подходили ближе, а Мирра смотрела на них и слышала только бешеный стук собственного сердца. И через этот грохот, больше похожий на лавину падающих камней, как последнее утешение к ней пробился голос Матвея:

– Я бы хотел, чтобы мы встретились в другое время…

Матвей

Сознание словно разделилось на две части. Одна была здесь, стояла у укрытого плотным туманом, освещенного разноцветными огнями озера, а вторая шла следом за Миррой, думала, что делать, как ей помочь. Вспоминала все, что нашла в шкатулке, анализировала, строила планы.

После того, как ушли, огорошенные правдой, девчонки, как вернулся к бабе Глаше Сергей Николаевич, Матвей тоже скрылся в комнате. На его счастье, хлопнула входная дверь и вышел куда-то Степа. Матвей не знал, как надолго, но понимал: еще одного шанса уже точно не будет. Быстро вытряхнул содержимое рюкзака, нашел шкатулку, стащил с шеи ключ. Боялся, что ошибся, что ключ не от шкатулки или же шкатулка не та. Но нет: ключ вошел в замочную скважину легко, с тихим скрежетом провернулся. Щелкнул механизм, и крышка едва заметно подскочила вверх. Непроизвольно задержав дыхание, Матвей открыл ее.

Внутри лежали бумаги. Сложенные вдвое и вчетверо пожелтевшие от времени тетрадные листки, исписанные разными почерками. Письма шестерых девушек своим детям, которых – каждая знала – они не увидят. Они писали о том, как им жаль, что так вышло. Сергей Николаевич предсказуемо солгал, утверждая, что это был их выбор. Выбора им не оставили. Сопротивляться сверхъестественным существам ни одна из них не могла, да и не думали они тогда, что перед ними не люди.

«Его взгляд словно гипнотизировал, – писала одна, – и я была согласна на все. Даже если бы он сказал прыгнуть в озеро, я бы прыгнула».

Затем они были очарованы беременностью. Когда уже знали о том, что у них будут дети, Сергей Николаевич все-таки рассказал им все, но поначалу они действительно прониклись ответственной миссией, готовы были принести себя в жертву ради рождения таких необычных детей. И самих детей считали особенными, которым уготованы великие подвиги.

Осознание настигало медленно. Но чем ближе подходила дата родов, тем яснее они понимали, что натворили.

«Сергей Николаевич не спускает с нас глаз, – писала Алена, мама Мирры. – Поселился у бабы Глаши, втерся в доверие ко всем жителям. Все считают его благодетелем, думают, что заботится о нас. Как же, доктор из самой столицы приехал по приглашению Таниных родителей, чтобы вести наши сложные беременности, которые отнимают все силы и превращают нас в бледные тени. А на самом же деле он никакой не доктор, он нас сторожит. Понимает, что мы все осознали, боится, что избавимся от детей. Глупый! Да, я не понимала, что делаю, не знала, на что иду, но ненавижу за это его, а не тебя, моя родная. Тебя я очень люблю и никогда не смогу причинить тебе вред. Даже если мне придется умереть, я все равно счастлива, что ты родишься».

Матвей читал быстро, жадно глотая слова, боясь упустить важное, но не давая себе времени вдумываться. Главное было успеть прочитать как можно больше до возвращения Степы, а уж думать над прочитанным он будет потом. Девушки в основном рассказывали о том, как все произошло. Что началось все с глупого желания сходить в первую ночь Мертвой недели на озеро, хотя Таня, мама Полины, и снимала с себя ответственность за это. Писала, что накануне девичника Сергей Николаевич – тогда она еще не знала, кто он, думала, просто старый знакомый родителей – в шутку напомнил старую легенду о том, что если в первую ночь Мертвой недели спеть с русалками, обретешь счастье. Таня не собиралась туда идти, и уж тем более не собиралась подбивать на это подруг, но алкоголь приглушил инстинкт самосохранения, зато разбудил смелость и браваду. «Счастье» Таня обрела: свежеиспеченный муж утонул в озере спустя несколько дней после свадьбы, а она осталась одна с беременностью от чужеродного существа.

Матвей успел просмотреть все письма, но так и не нашел главного: не было в них никакого указания, как избежать уготовленной участи, как избавиться от Сергея Николаевича и спасти Мирру. Он не мог внятно ответить даже самому себе, с чего взял, что в письмах будут такие сведения. Но ведь бабушка сохранила от шкатулки ключ, значит, считала, что эти письма важны для них. Какой в них смысл?

И только уже стоя на берегу озера, рядом с Ликой с одной стороны и Степой с Полиной с другой, понял. Эти письма действительно важны. Выцветшие строчки помогают понять, кто они на самом деле. Те ли, кем их считает Сергей Николаевич, или нет? Что они представляют из себя, на что способны. И это гораздо важнее карты от деревни до охотничьего домика.

На берегу озера было многолюдно и шумно. Длинные столы ломились от яств и напитков, которые деревенские жители уже начали употреблять, не дожидаясь начала церемонии. Матвей был уверен, что это было не их решение. Наверняка баба Глаша постаралась, чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов. Он понятия не имел, как именно будет проходить церемония, но в том, что она будет отличаться от общепринятой, не сомневался.

Их четверых к озеру баба Глаша и Сергей Николаевич сопровождали конвоем. Едва ли он был необходим Степе и Полине, они, казалось, искренне наслаждались происходящим, глаз друг с друга не сводили, держались за руки как настоящие влюбленные. Впрочем, все говорило о том, что они действительно влюблены друг в друга. Рыжая угрюмо шла рядом с ним, порой шаркая ногами по песку, за руку его взять не пыталась, да он и не настаивал. Была бы его воля, рядом с ним находилась бы не она.

Никто не спрашивал у них, согласны ли они стать мужем и женой. Никаких печатей в паспорт тоже не ставили. Тонкими прутьями Сергей Николаевич обвязал их руки так крепко, что на запястьях остались кровавые следы, осыпал пахнущей болотом землей, а затем окропил водой, которую набрал тут же из озера.

После завершения церемонии их усадили за стол молодых в украшенной цветами и лентами беседке. К счастью, все гости были уже прилично пьяны, едва ли вообще помнили, по какому поводу собрались, а потому «Горько!» никто не кричал, поцелуев не ждал и вообще не обращал на них внимания. Никакой особой силы Матвей в себе не чувствовал, и подозревал, что разбудить ее должна не короткая церемония обручения, а то, что обычно следует за ней: брачная ночь.

На деревню и озеро давно спустилась темная, безлунная ночь. И если у озера было светло, то дальше, там, куда не дотягивался свет от фонарей и костров, ничего не было видно. Даже лес не просматривался на горизонте. Мирра в нем находилась уже несколько часов. Дошла ли она до домика? Успела ли? В глубине души Матвей понимал, что не успела, но верить в это не желал.

Огляделся по сторонам, решая, пришло ли уже время. Музыканты играли веселую польку, те, кто еще мог, танцевали, кто не мог – сидели за столом. Некоторые и вовсе дремали, уронив головы на скрещенные руки. От них опасности ждать уже не стоило. Но и не гостей он опасался.

Баба Глаша и Сергей Николаевич продолжали следить за ним, но уже не так зорко. Очевидно, решили, что самое сложное позади. Возможно, с другими парами у них проблем не возникало. И стоило сыграть на этом, лучшего шанса может не быть или же Мирра может его не дождаться.