Дети Владимировской набережной (сборник) - Сергей Надькин

– Глубину увеличивать не надо, наша земля рыхлая. – Потом предупредил тракториста Моккова. – Завтра после смены тебя обсуждать на собрании будут, ты, Миша, несколько лет назад на милиционера Зайцева с колом набросился, когда он соседа твоего кулака раскулачивать приехал. Ждем.

– Ой, когда это было, году в 29-м или в 30-м, время-то прошло, вода ручьем утекла. А у меня уже при Советской власти заслуги имеются, я тракторист и врагов народа помог чекистам разоблачить, – смеялся тракторист Миша, серьезно не вникая в суть вопроса. «Простили уже давно, – думал он. – Пожурят и забудут».

Говорил Миша Крупишеву. Дядя Паля тоже ему говорил:

– Ничего страшного.

На поле слышался рев моторов, трактора опять поднимались на горку.

– Удивительные машины – трактора! – восхищался работой нового чуда техники паренек Сорокваша.

На то Сережка Титов Федору говорил:

– Ничего, пройдет время, скоро сеять сеялками будем!

Певец и слушатели и не думали, к чему Сережка Титов так говорит.

Наутро к девяти часам он пришел к зданию ОГПУ, улыбаясь, открыл парадную дверь и с гордо поднятой головой проследовал вовнутрь помещения. Пройдя мимо писавшего за столом себе в журнал чернильной ручкой, одетого в синюю форму милиционера, Сережка повернул налево, вошел в открытую на проходе коридорную дверь. Коридор оказался пустым. Сделав несколько шагов по пустому коридору, Сергей насмотрел первые попавшиеся открытые кабинетные двери с табличкой «Уголовный розыск», куда и вошел, дойдя по зданию ОГПУ милиции до конца коридора.

Войдя в коридор, увидел скучавшего за письменным столом переодетого в гражданскую одежду милиционера Федорова, читавшего номер газеты «Правда».

– Здравствуйте, – поприветствовал сотрудника Сергей. – Я Титов Сергей, у меня отец большим начальником в райкоме работает. Мать – Титова Людмила, слышали про нас? – уверенным голосом разговаривал с Федоровым Сергей.

– Нет, не слышал, не знаю таких, – ответил пареньку Федоров.

Сережка продолжил говорить, теряя в голосе уверенность.

– У меня появилась информация, я пришел сигналить, выполнить свой революционный долг. Видите, работаю вчера в поле на посеве зерновых, во время перекура напарник Сергей Матвиенко… Ведь вам сигнальщик нужен?

– Ну, и что? У нас на каждого одного человека – по три человека осведомителей, – пояснил ситуацию Титову Федоров.

– Можно я вам расскажу? – начал уговаривать Федорова Титов.

В кабинет вошел Керц, он был в военной форме. Строго спросил.

– Нет ли никого по финской линии нового?

– Работаем пока, ждем сигналов, – отвечал человеку в военной форме Федоров.

Керц не ответил ни слова, взял со стола Федорова бумагу и вышел в коридор, вдруг сразу вернулся и плотно закрыл оставшуюся с приходом Сергея открытой кабинетную дверь извне.

– Можно я начну рассказывать? – спросил разрешения у Федорова Сергей. Федоров молчаливо выдал согласия. – Вобщем, так и так, товарищ начальник. Три брата-акробата Матвиенко, враги народа, концерт вчера в двенадцатом часу дня на поле устроили. Старший брат-акробат Сергей песни с частушками поет, а Федор и Ефим пляшут.

– Разве плясать во время обеденного перекура законом запрещено? – поинтересовался у Титова Федоров.

– Вроде как, дядя Володя, не запрещено, но ведь частушки напевались какие-то подозрительные.

– В чем вы усмотрели в частушках подозрение? – Сергеем напевалось:

– напевая, произнес содержание частушки Сережка.

– Гармонист с ними был? – строго спросил милиционер Федоров собеседника.

Сергей видел, как на лице Федорова заметно оживился интерес.

– Не было гармониста, – ответил Сережка дяде Володе.

– А кто может подтвердить, нельзя же так голословно обвинять наших колхозников.

– Паренек Федя Сорокваша, еще были ребята, – забил Сережка себя в грудь, называя свидетелей.

– Они сейчас на поле?

– Да, за поселком, агроном Крупышев выдал им большой объем работы.

– Он тоже с ними?

– Кто?

– Крупышев Павел Васильевич.

– Нет, не с ними, Крупышев – честный человек, преданный делу революции, – заверил Федорова Титов.

– А эти братья давно в колхозе? – спросил Федоров у Титова.

– Не знаю, – мотал головой Титов.

– Зайцев, по коням, – крикнул, поднимаясь с места, Федоров, приказал оставаться Сергею в пустом кабинете одному, закрыл за собой дверь.

– Я арестован? – спрашивал сам у себя Сергей, коротая долгие часы до обеда.

Ближе к двенадцати в коридоре услышал громкие мужские шаги, проходящие мимо кабинета. Это милиционеры Федоров и Зайцев проводили под конвоем сюда трех арестованных братьев Матвеенко – Сергея, Федора и Ефима, сюда же вели колхозного гармониста Макара Владимирова и свидетеля, паренька Сороквашу Федьку, агронома Крупышева и еще двоих мужиков-сеятелей, взятых с поля в качестве свидетелей.

– Вы нас не обманули, Титов, – приоткрыл дверь кабинета, отпустил дверь Керц, сразу в кабинет вошел Федоров.

– Я думал, я арестован, – покачал головой Сережка, бегая глазами то на Федорова, то на дверь.

– Пока нет, – сказал строгим голосом Федоров, даже не поблагодарив Титова за своевременный ценный сигнал. – Вы больше не нужны, – говорил рывшийся в сейфе Федоров, ища там отпечатанные печатной машинкой бланки, чистые бланки протоков допроса.

– Я могу быть свободным? – задал вопрос паренек Титов милиционеру Федорову.

– Да, идите, вас Керц из ОГПУ пригласит в качестве свидетеля, записать показания.

Сережка вышел с кабинета, не сказав до свидания, проследовал на поле, даже не зайдя в столовую, не купив там пирожок. Есть не хотелось, больше думалось: «Почему я органам помог, а ни Федоров, ни Керц не сказали мне «спасибо», черство выпроводили на улицу, чуть не арестовали? Какие здесь черствые люди», – думал тогда Сергей, не успокаивался.

Вечером после работы коммунисты и беспартийные колхоза собраны в райкоме партии, обсуждался давний проступок тракториста Моккова Михаила.

– Можно ли доверять нам этому человеку? – ставила вопрос перед собранной в зале публикой Сережкина мать Людмила.

– А что я вам такого сделал? – спрашивал, стоя на смотрины собранных здесь граждан, Михаил. – Я-то думал, вы пригласили меня обсудить поведение красного партизана Тюкова, вы решили обсудить меня, – волнуясь, объявил залу тракторист колхоза Михаил Мокков.

– Вы избили при исполнении служебных обязанностей милиционера Зайцева летом 1930 года, покушались на его жизнь, когда Зайцев пытался раскулачивать кулака, – слышал сидевший на передних рядах зала вместе с братьями Сережка голос мамки, ловко предъявившей трактористу Моккову обвинение.