Похищение - Юрий Пашковский

Он рванулся, пытаясь вырваться, и его несильно ударили по голове — похоже, Фартикас предпочитал, чтобы его жертва оставалась в сознании.

— Архий, будешь следующим. — Низкий от страсти голос прозвучал совсем рядам.

Олекс почувствовал потную ладонь на спине, которая начала опускаться ниже, и закрыл глаза, прося и даже моля убогов, чтобы они забрали его жизнь прямо сейчас, и пусть делают с его душой, что пожелают…

Рука Фартикаса замерла на месте. А потом он заорал. Те, кто держал Олекса, тоже завопили и разлетелись в стороны. Следом закричали и другие, но крики быстро смолкали, со странным звуком — будто пополам ломали сухие доски.

Олекс задрожал. Он боялся, что убоги откликнулись на его просьбу и теперь пришли за его душой. Он боялся, чтобы не бояться другого, — что боги окончательно отобрали у него искру разума и сейчас его насилуют, а он удаляется в мир грез, после которого только Белая Пустыня, но с вечным позором того, что произошло…

— Достаточно, Ахес. Олекс открыл глаза.

Тогда впервые он увидел Ахеса, первого из слуг Мастера, постоянно сопровождавшего его в путешествиях по миру, потому что его морфе лучше всего подходила для борьбы с магами, ежели таковая произошла бы. Это Олекс узнал позже, много позже, когда заменил Ахеса в путешествиях, потому что его морфе и энтелехия для охраны Мастера подходили еще лучше.

Тогда он этого не знал. И потому со страхом смотрел на смертного перед собой, смертного, подобных которому раньше не встречал, хотя и слышал о таких, как он.

— Ты… ты… ты убог? — спросил он совсем не то, что хотел.

— Он не убог.

И тогда он увидел Мастера. Тот слегка шевельнул рукой, и Ахес, надвинувший капюшон на лицо, достал из плаща одежду и бросил Олексу.

— Оденься, — сказал Мастер. — И ответь: ты хочешь стать сильнее?

— Хочу! — Олекс ответил, не задумываясь, но ответил именно то, что хотел.

— Тогда идем с нами. — Мастер отвернулся и пошел к выходу. Он был уверен, что Олекс побежит за ним как побитая собачонка за приласкавшим ее смертным. Он даже знал это точно.

Лишь потом Олекс выяснил, что Мастер спас мальчишку совсем не из жалости (Ахес убил всех, кто был тогда вокруг Олекса, и с жалостью это никак не вязалось), а потому, что не каждый подошел бы Мастеру. В Фенис Мастер прибыл из-за того, что расположение планет и звезд указывало на присутствие нужного ему смертного именно в этом городе.

Эта встреча все изменила в жизни Олекса.

Однако больше всего жизнь изменили слова Ахеса, которые тот произнес вечером того же дня, принеся еду мальчишке в номер одной из лучших гостиниц полиса.

— Ты слаб и ничтожен, — сказал тогда Ахес, до этого не проронивший ни слова. — Если ты не изменишься внутренне, я убью тебя. Твоя физическая сила ничто, если у нее нет основания. А основание это — здесь. — Он указал на грудь Олекса.

— В сердце? — глупо спросил Олекс, разомлевший от еды. И получил затрещину.

— В духе, — сказал Ахес.

Много времени спустя Олекс узнал, что вера Ахеса предполагает, что душа смертного находится в животе, дух в груди, а разум — в голове. Но это было потом.

А еще…

…Было больно. Морфе едва успевало затягивать раны, он едва успевал слизывать кровь, а Эвана даже не пошевелилась, презрительно глядя на него. Не стоило рассчитывать на Ахеса — тот валялся возле стены, и не было похоже, что он поднимется в скором времени. Затон тоже огреб по башке и бредил, сидя на полу между Олексом и Эваной. А скотина Тавил осторожничал и никак себя не проявлял.

Проклятье, он даже не может перейти из морфе в энтелехию и показать этой сучке, с кем она имеет дело! Надо постараться…

От удара в голову потемнело в глазах, и рот наполнился кровью. Однако, прежде чем ему полегчало, Эвана ударила снова — и он отключился. А когда пришел в себя, то первым делом увидел взгляд Эваны — презрительный и…

И… И жалеющий.

Кажется, именно тогда с ним случился первый приступ: он полностью потерял контроль над собой и даже бросался на Мастера. Тогда его сдержал Ахес, чуть не убив.

Он ненавидел, когда его жалели. Его могли презирать, ненавидеть, унижать, но его не могли жалеть.

Эвана победила его. Эвана пожалела его. И второе было в тысячу раз хуже, чем первое. Он поклялся, что вобьет эту жалость в ее глаза и заставит ее смотреть на него со страхом. Олекс поклялся, что вернет Эване ее взгляд. Он пообещал, что сделает это, несмотря ни на что.

Он пообещал, что не умрет, пока не сделает это.

…Сознание возвращалось, и возвращались ощущения мира. Первым вернулось осязание — он почувствовал дождь. Потом слух и обоняние — он услышал дождь и почувствовал кровь на губах. Свою кровь. А потом зрение, вернувшееся в тот момент, когда он поднимался, позволило ему увидеть упыря. Застывшего и обомлевшего Живущего в Ночи. Мертвяка, который только что убил его. Олекс улыбнулся.

— А теперь… теперь все будет серьезно. Он расправил плечи и рассмеялся.

Очередная молния, плетущаяся в хвосте дождя, промчалась по небу, осветив двоих, застывших друг против друга: не-живого и только что мертвого.

— Остальные такие же?

Вопрос Уолта повис в разбавленном дождем воздухе. Понтей понял, что маг обращается к нему.

— Возможно, — уклончиво ответил Сива.

Ему сейчас совсем не хотелось разговаривать. Смерть Огула… Он не ожидал. Он вообще не хотел, чтобы кто-то из команды умирал. Даже маг, и совсем не потому, что после этого Сива разорятся, выплачивая компенсацию Школе Магии. Живущие в Ночи с младенчества испытывают Жажду, и поэтому каждый из них хоть раз, но убивал человека, чтобы выпить его кровь полностью. Сейчас Законы Крови регулируют этот этап взросления, но в особо тяжелых случаях, когда Жажда невыносима, всегда находятся доноры, согласные умереть ради того, чтобы их семья жила лучше. Ну а Высшие Семьи втайне позволяют себе и не одного человека выпить. И многие кланы до сих пор используют в качестве инициации турниры до смерти. А если вспомнить Блуждающих…

Упыри убивают, чтобы жить. Так делают все. Но ведь это не значит, что так нужно делать всегда? Они ведь уже не Дикие. Они уже давно не Дикие. Но потому, что они не Дикие, они могут быть хуже Диких. Дикие охотились на людей, чтобы выжить. Дикие не устраивали кровавых оргий, где человеческая кровь текла по стенам, где Живущие в Ночи выпивали людей до смерти, срыгивали и снова пили, и не потому, что чувствовали Жажду, а просто чтобы пить… Дикие такого никогда не делали.

Но Дикие никогда и не жили рядом с людьми. Они никогда не подавали людям руки, никогда не лечили людей, никогда не помогали людям, когда те голодали, никогда не правили ими, решая их споры. А сейчас упыри делают это.

Может, именно потому, что они уже не Дикие, они могут быть и лучше и хуже? Может, и все смертные так? Все, кто наделен разумом, оторванный из природы и вынужденный размышлять самостоятельно? Никому уже не стать Диким — можно только стать лучше или хуже. Другого пути нет.