Царское дело - Сергей Булыга

Вот как ловко, подумал Маркел, сжег последнюю зацепку, без ничего меня оставил! А Бельский уже продолжал:

— Я тебе много чего могу посулить. Ну да чего там! Ты лучше вот что: приходи ко мне завтра сразу поутру, я тебя к себе в настоящую службу возьму вместо Шкандыбина. А он получал немало. Я же своих слуг не обижаю. Не то что твой жаба Семен! Я…

Но дальше он досказать не успел, потому что тут открылась боковая дверь и челядин ввел Нюську. Она была одета по-домашнему, легко, но на плечах у нее для тепла, была накинута чужая шуба, очень ей великоватая. Зато ей в ней тепло подумал Маркел. Нюська смотрела в пол, молчала. Маркел подошел к Нюське и взял ее за руку. Рука у нее была холодная-холодная. Маркел тихо спросил:

— Тебя где держали?

— В погребе, — так же чуть слышно ответила Нюська.

Маркел, больше ничего не говоря, повел Нюську к двери. Челядин им открыл, они вышли.

За дверью их ждал первый челядин. Он повел их обратно. Когда они вышли на крыльцо, Маркел сказал, что дальше они сами. Челядин остановился. Маркел и Нюська сошли вниз, во двор, и пошли по задам, а после мимо служб. Маркел молчал, продолжая держать Нюську за руку. Нюська вдруг сказала:

— Я знала, что ты придешь.

Маркел повернулся к ней, усмехнулся и спросил:

— Откуда знала?

— Чуяла, — ответила она. После прибавила: — Ты ловкий.

А на Маркела не смотрела! Потом, также не глядя на него, прибавила:

— Я думала, ты придешь ночью.

— Почему? — спросил Маркел.

— Ночью было очень страшно, — ответила Нюська. И только теперь повернулась к Маркелу. Глаза у нее были грустные-грустные.

— Ночью я не мог, — сказал Маркел. — Зато утром пришел сразу. — Потом спросил: — А почему ты про меня думала?

— А про кого еще? — сказала Нюська. — Никого у нас больше нет. — Помолчала и добавила: — Был бы мой батюшка жив, разве бы я про тебя вспомнила? Да никогда!

И она опять отвернулась. А после даже руку вырвала. Они шли рядом. Шли к воротам. Маркел молчал. А что было говорить? Нюську было очень жаль, а сам он что, думал Маркел, сам он хоть…

И запнулся. Потому что вспомнил: шахмату он отдал, лопаря сожгли, Савву повесили, дядю Трофима зарезали, ведьму тоже. Кто еще? А, пищик Гриша! Ну, и государь, конечно, этого первей всех. Вот сколько свечек! И никакого проку. Правильно Бельский сказал: как только Годунов узнает, кому он отдал шахмату, так сразу скажет: на дыбу его! И кнута! Подумав так, Маркел аж заскрипел зубами и остановился.

— Ты чего это?! — сказала Нюська. — Что с тобой?

— Порча на меня нашла, — ответил Маркел в шутку.

— Так ты еще и порченый? — сказала Нюська. — Фу, какой!

— Винюсь, — сказал Маркел.

Они опять пошли молча. Подошли к воротам. Там у Маркела ничего не спрашивали, а загодя открыли, и они прошли на улицу.

По улице они шли вместе, но Маркел стал понемногу отставать, потому что куда теперь спешить, думал он, поздно спешить, и отставал, и отставал от Нюськи. Она то и дело останавливалась и поджидала его. Так они прошли мимо тына двора Бельского и теперь уже шли мимо князя Семена тына, а дальше был уже виден государев дворец и даже угол Куретных ворот. Нюська, уже в который раз остановившись, дождалась Маркела и спросила:

— Это тебе моя мамка сказала, что меня украли?

— Да, — сказал Маркел.

— А как меня украли, она знает?

— Нет.

— Чего ты такой вареный? — весело спросила Нюська. — Ведь все так славно обошлось! Айда к мамке, мамка будет очень рада. Она сейчас у боярыни, им об это время всегда калачи приносят и всякие другие сласти. Я тебя к ним проведу, я знаю один тайный ход.

— Нет, — сказал, улыбаясь, Маркел. — Мне нужно к князю Семену.

— А после?

— А после я к вам приду.

— Смотри, слово держи! — сказала Нюська. — А я побегу, мамка, наверное, вся извелась. Приходи скорей, а то все калачи съедим.

С этими словами она развернулась и побежала к Куретным воротам. Ей там сразу же открыли, и она пропала.

А Маркел прошел мимо этих ворот, на них даже не глядя. Потом так же прошел и мимо князя Семеновых ворот и остановился на крестце, на перекрестке, то есть. Куда теперь идти, думал Маркел. Куда ни поверни, везде беда. Одно спасение: вернуться, тихо вывести Милку, запрячь, пасть в сани — и по бокам, и по бокам ее вожжами, и так до самого Рославля. И тогда, пока князя Семена люди до туда доедут, можно будет много водки выпить.

Только Маркел так подумал, как вдруг сбоку послышался топот. Маркел оглянулся и увидел, что это Степан едет на коне, а за ним идут стрельцы, наверное, вся его сотня — все в белых шубных кафтанах, рожи у всех красные, злые. А у Степана злее всех. А как он заметил Маркела, так его совсем перекосило!

— Поберегись! — сердито крикнул он. — Пади! — и замахнулся камчой.

Маркел даже не шелохнулся. Тогда Степан еще сильнее замахнулся и хлестнул изо всей силы! И сбил с Маркела шапку! Шапка полетела в грязь. Степан шагом поехал дальше. За ним, меся грязь, протопали стрельцы, злобно глядя на Маркела. Маркел поднял шапку и стал оттирать ее от грязи.

Стрельцы повернули влево. К Никольским воротам, подумал Маркел. Служба у них! И продолжал чистить шапку. Когда вычистил, надел ее, подумал: это недобрая примета — сперва сбили шапку, а потом возьмут ниже, по шее, и тоже собьют. А как же он думал? Но тут же подумал: а они как думали? Что он будет прятаться, как мышь? Нет, он не мышь! Маркел развернулся и пошел обратно, к Куретным воротам.

Только он к ним подошел, как в них открылась калитка и из нее вышел Ададуров. Он был чернее тучи. А как увидел Маркела, так еще сильнее почернел и очень недобрым голосом сказал:

— А, это ты! А я тебя везде ищу. Пойдем, тебя боярин ждет.

И они вошли в калитку. Какой боярин, подумал Маркел, неужели уже Годунов? Ведь если это так, то, значит, сразу на кол! Ну да Господь милостив, подумал дальше Маркел и перекрестился.

Они шли по переходу и молчали. Ададуров шел первым и не оборачивался. Ведет, как скота на живодерню, подумал Маркел.

Только один раз, уже на рундуке, Ададуров мельком глянул на Маркела и, поморщившись, махнул рукой — мол, побыстрей шевелись. Маркел шевелился, как мог. А Ададуров шел быстро, шаги у него были большие.

Зато возле своей двери он вдруг резко остановился и снял шапку. Маркел, глядя на него, снял свою. Ададуров открыл дверь, и они вошли.

В горнице было не очень светло, но Маркел сразу увидел Годунова. Что это и есть Годунов, Маркел нисколько не сомневался, а после это скоро подтвердилось, когда, обращаясь к нему, Ададуров величал его боярином Борисом Федоровичем. А пока что, с самого начала, было так: Маркел увидел сидящего за столом человека. Ничего особенного в нем не было: и шапки, и шубы Маркел видывал и побогаче, и очи погрозней, и нос поорлиней. А вот зато таких рук Маркел в жизни не видел! Пальчики на них были тоненькие, белые, холеные и все в перстнях. Перстни так и сверкали! Маркел смотрел на них и не мог оторваться. Годунов это заметил и пошевелил пальцами. Перстни еще сильнее заискрились.