В чреве кита - Хавьер Серкас

Деканша явно была персонажем судьбы. Поэтому она произнесла, даже не стараясь скрыть свое раздражение под маской сарказма:

— Что ты о себе думаешь?

— Конечно, конечно, я тебя понимаю, — сдался я. — Но если ты дашь мне минутку, я все смогу объяснить.

Обратив взгляд на бумагу, положенную на стол, она отрезала:

— У меня нет времени.

— Мариэта, пожалуйста, всего минуточку, — взмолился я, указывая на дверь ее кабинета. — У меня черная полоса в жизни, семейные проблемы и…

— Видишь ли, Томас, — оборвала она меня, с силой стуча по столу рукой и опять поднимая взгляд: глаза ее заблестели от подступающих слез, и вся сдерживаемая ярость ее противоречивой натуры, казалось, трепетала в раздувающихся крыльях носа; она почти прокричала: — У нас у всех бывает время от времени черная полоса, у нас у всех семейные проблемы. — На этом месте ей отказал голос, сорвавшись на высокой ноте. — Но есть вещи недопустимые, ясно? Недопустимые. Второй раз за три месяца ты подводишь студентов. Очень хорошо. Обещаю, что пока это зависит от меня, подобное не повторится.

— Но, Мариэта…

— Никаких но! Я знаю, ты скажешь, что не ты один так поступаешь. Это правда: и что с того? Именно поэтому! Откуда-то надо начинать наводить порядок. Настала твоя очередь, не думай, что мне не жаль, но если честно, ты сам этого добивался. А потом нас еще удивляет, что студенты устраивают забастовки; я бы на их месте еще больше устраивала. Потому что некоторым людям не приходит в голову, что здесь у нас государственная служба, понятно? Государственная служба, а не частная лавочка, чтобы скоротать свободное время. Здесь требуется исполнять свои обязанности, нам платят за это. Вот так-то. А кому не нравится, может собирать чемоданы. Вы даже можете выбрать другого декана, мне все равно. Тебе все ясно?

Рассудив, что возражать бесполезно, я кивнул. Не помню уже, что еще вопила деканша (может, потому, что я перестал ее слушать), но когда она закончила изливать на меня свою злость, я спросил еле слышным голосом:

— Как ты собираешься поступить?

— Узнаешь в свое время, — ответила деканша. — Мне бы не хотелось сейчас об этом говорить. Поверь мне: это в твоих же интересах.

Тем же раздраженным голосом она что-то сказала секретарше по поводу лежащей на столе бумаги. Затем, не глядя на меня и не попрощавшись, деканша вернулась в свой кабинет.

Я уже взялся за ручку двери, чтобы уйти, как услышал за своей спиной трижды прозвучавший тихий змеиный свист. Я открыл дверь и вышел.

После экзамена я пошел на кафедру. Алисии на месте не оказалось, а на двери висела записка: «Ушла на завтрак. Скоро вернусь». По пути в свой кабинет я столкнулся с Хосе Мария Серером и Еленой Альбанель — преподавательницей фонетики, хрупкой изящной блондинкой, которой покровительствовал Льоренс, а Серер и Андреу Гомес на тот момент безуспешно за ней ухлестывали; я коротко с ними поздоровался. Также я встретился с Льоренсом, но возможности поздороваться с ним мне не представилось: едва он меня увидел, закрывая дверь своего кабинета, лицо его исказилось, а лысина, казалось, вспыхнула, и вскоре он пронесся мимо меня, как молния, уставившись взглядом в некую точку между стеной и потолком коридора и поджав губы в гримасе, долженствующей (я полагаю) обозначать презрительное безразличие. Кому-нибудь менее расстроенному, чем я в ту минуту, это могло бы показаться смешным; меня же лишь огорчило.

Я ускорил шаг и, подойдя к кабинету Игнасио, постучал в дверь.

— Войдите, — услышал я.

Я просунул голову в кабинет: Игнасио разговаривал с Абделем Бенальу.

— Привет, Томас! — воскликнул Игнасио, поднимаясь и идя мне навстречу с распахнутыми объятиями; его лицо озарилось юношеской радостью. — Я уже начал беспокоиться, дружище. Я тебе звонил все выходные. Ты не слышал моего сообщения на автоответчике?

— Да, я собирался тебе звонить, — солгал я. — Я болел.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Да нет, — сказал я. — Небольшая температура.

— Я рад, — произнес он.

Он вытолкнул меня в коридор и прикрыл за собой дверь, заслонив меня телом от Бенальу, оставшегося сидеть за столом в его кабинете в униженном ожидании; затем, с силой сжав мое плечо, он понизил голос и заговорил конфиденциальным тоном, слегка покачивая головой и шевеля бровями:

— Ну и устроили мы заваруху, дружище! Если кто-нибудь узнает… Во всяком случае для меня самое ужасное то, что я забыл свой ящик с инструментами. Это папин подарок, понимаешь? Слышал бы ты, что я врал Марте… Даже сам не понимаю, как я мог его там оставить, наверное, в суматохе… Кстати, ты больше не встречался с этой девушкой?

Я отрицательно помотал головой.

— Ну и правильно, — высказался он. — После того, как она с нами обошлась… Пусть сами разбираются. В любом случае, если ты еще с ней встретишься, то попроси, пожалуйста, чтобы она мне вернула инструменты. Мне, честно говоря, стыдно идти к ней домой…

— Не беспокойся, я попрошу, — я взглянул ему в глаза и добавил: — Спасибо за все, Игнасио.

— Глупости, — ответил он, дружески хлопнув меня по плечу, и заговорил нормальным голосом, снова открывая дверь своего кабинета. — Друзья для того и нужны, чтобы время от времени помогать, правда?

Обращаясь уже к нам обоим, к Бенальу и ко мне, Игнасио разразился восторженным панегириком в адрес дружбы, но довольно быстро оборвал себя, понимая, что заставляет ждать Бенальу, и добавил, вдруг преисполнившись ответственности и глядя на меня:

— Ладно, дружище, у меня много работы. Мы тут сражаемся с диссертацией Абделя. Встретимся позже?

Я почувствовал, что ему не терпится обсудить наше приключение в четверг, так что пришлось сказать:

— Если ты хочешь…

— Очень хочу. Приглашаю тебя на обед. И Абделя тоже. Пойдешь с нами обедать, Абдель?

Бенальу поблагодарил за приглашение, но сообщил, что уже договорился обедать в Барселоне у каких-то своих родственников.

— Ладно, в другой раз, — высказал сожаление Игнасио.

Затем, опять обращаясь ко мне, спросил:

— Ты не видел здесь Марсело?

— Он уехал в Морелью, — сказал я. — И точно не вернется до начала занятий.

— Ох, ну и жизнь у него! Ладно, в конце концов это ничего не меняет, правда? Пообедаем вдвоем. Ты за мной зайдешь, когда освободишься?

— Я освобожусь через десять минут.

— Отлично, — ответил он и, вновь обернувшись к Бенальу, улыбнулся: — Мы все успеем, правда?

Я прошел в свой кабинет, достал из портфеля два списка с оценками первых двух экзаменов и, снова выйдя в коридор, прикрепил их на пробковой доске, висевшей рядом с дверью. Я еще не успел закончить, как появился Рено. Он сердечно поздоровался со мной, и во время нашей беседы я задавался вопросом, знает ли он уже о моей очередной оплошности; по его ясному взору я определил, что он еще не в курсе. В какой-то миг Рено поинтересовался: