Свистопляска с Харриет - Дороти Кэннелл

– Я вот о чём думаю, – пробормотал Бен сонным голосом.

– О чём?

– Может, это вовсе не тётя Лулу?

– Что – не тётя Лулу?

Он силился открыть глаза, но его речь становилась всё невнятнее.

– Я хочу сказать, может, это не она взяла твою ночную рубашку. Что, если твоя ночнушка мирно висит в шкафу?

– Нет. Я везде посмотрела. Обшарила все углы! Выпотрошила туалетный столик и гардероб! Очень любезно с твоей стороны, что ты стремишься отвести от моей родственницы подозрения, но её поведение переходит все границы. Я люблю тётушку Лулу, но ведь это она свистнула пудреницу и только из сострадания к пае рассталась со своей добычей. В отличие от Фредди, который по-настоящему расстроился. Честно говоря, я думаю, он готов связаться со своим адвокатом и оформить опекунство. Я попросила его не торопиться, вдруг произойдёт какое-то событие, способное привести тётушку в чувство…

Приглушённый храп сообщил, что я разговариваю сама с собой. И как это водится у женщин, тотчас обвинила себя в том, что не смогла удержать внимание мужа. Даже на краю пропасти я останусь занудой!.. Но не всем же рождаться такими обворожительными, как Харриет Браун.

Я как можно красноречивее повернулась на бок и даже пару раз ткнула подушку, получив в ответ лишь нечленораздельное сонное бормотание. Ничего не оставалось, как попытаться заснуть. Выключив ночник, я закрыла глаза.

Сон не шёл. Интересно, были ли Харриет и герр Фелькель любовниками и возражала ли против этого фрау Фелькель? Или их связывало лишь давнее деловое партнёрство? Сплочённая бригада воров, промышляющая заказами богачей, которые желают пополнить свою коллекцию очередной ценностью… Действительно ли у Харриет впервые проявился интерес к такого рода деятельности, когда она работала в клинике Оклендса и подслушала, как «выздоравливающие» мошенники делятся своими профессиональными приёмами? Неужели Харриет и в самом деле решила, что это наилучший способ без радикулита и отложения солей обеспечить себя и любимых кузенов Хопперов? Сэр Каспер вряд ли узнал её имя в агентстве по трудоустройству, но он светский человек, точнее, был им когда-то, и вполне мог наткнуться на знакомого, который слышал про мошенника, готового за кругленькую сумму похитить хоть Тадж-Махал. Да ещё доставить в праздничной упаковке с бантиком.

Нет, это невозможно, так мне никогда не заснуть! Я осторожно выбралась из постели, нашарила тапочки и на цыпочках прокралась к двери. На стуле валялся халат Бена. Сграбастав его, я выскользнула в коридор.

У лестницы я притормозила, чтобы накинуть халат и подпоясаться. А то бы наверняка поставила жирную точку в сегодняшнем дне, споткнувшись и свернув себе шею. И моё бездыханное тело добавило бы головной боли полиции. Я непроизвольно оглянулась на дверь в комнату отца. Она была слегка приоткрыта. Должно быть, Бен забыл притворить.

Даже в мыслях не держа, что папы в кровати нет, я шагнула к двери, одним глазком заглянула в щелку и онемела. Одеяло было откинуто, одежда, висевшая на стуле, исчезла. Так же как и туфли, стоявшие рядом с кроватью. Какая-то сила потянула меня к окну. И зачем только понадобилось селить его в комнате с чудесным видом?! А также с чудесным обрывом, который начинается сразу за подоконником… Может, шум прибоя позвал его во сне? Или нежный, манящий голос призвал утопить свои печали раз и навсегда?..

Дрожащей рукой я отдёрнула шторы. Луна сидела на ветвях старого дерева, словно разжиревшая ночная птица. А на дорожке стоял мой бедный отец.

Не помню, как я преодолела лестницу и выскочила за дверь, но уже через минуту, ухватив папу за руку, я волокла его куда-то в темноту. Опомнившись, я замедлила шаг. В воздухе стояла промозглая сырость, но я не ощущала холод. Чувство невыразимого облегчения согревало получше, чем одеяло или свитер.

– Я проснулся и больше не смог заснуть, Жизель.

– Понимаю, папа.

Может, предложить ему вернуться в дом и выпить чего-нибудь горячего?

– Вот я и вышел на улицу поговорить с твоей матерью…

– Поговорил?

– Многие годы я часто так делал. Выходил на прогулку и представлял себе, как она идёт рядом, взяв меня под руку, так же, как ты сейчас. Я не часто говорил о ней. Поначалу это было слишком больно, а потом я обнаружил, что предпочитаю не делить её с другими. Конечно, это эгоистично с моей стороны, но я всегда был человеком, который в первую очередь думает о себе. Вспомни, как я поступил с тобой, скрывшись из дома, когда тебе было всего семнадцать.

– В отличие от многих других родителей ты не хотел, чтобы я шла вместе с тобой по трясине отчаяния.

– Можно и так на это взглянуть.

Папа немного приободрился.

– На прошлое всегда надо смотреть сквозь розовые очки.

Мы дошли до домика Фредди и повернули назад.

– Кто тебе это сказал, Жизель?

– Ты. Много раз говорил, когда я была маленькой.

– Я был молодым глупцом. – Папино лицо, освещённое призрачным сиянием луны, выражало безмерную скорбь. – А теперь стал старым глупцом. Как мог я так слепо и так болезненно любить Харриет?

– Ты увидел в ней что-то хорошее. Что-то такое, что не сумели уничтожить ни Фелькели, ни преступная жизнь. Так сказала бы моя мама.

Он жалобно посмотрел на меня:

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я тоже часто с ней разговариваю.

Я потянулась к отцу и поцеловала в щёку. А когда мы свернули на дорожку к дому, нас встретил ласковый свет, струившийся из кухонного окна. Фрау Грундман занимала свою бессонницу тем, что готовила на завтрак блюдо по рецепту Бена из его ещё не написанной книги.

Очутившись в постели, я закрыла глаза с надеждой, что все привидения, забредшие в наш сад, тоже угомонились и с лёгким сердцем отправились спать.

Вечером следующего дня в церкви Святого Ансельма яблоку негде было упасть. В вечерней службе в память о недавней жертве автомобильной катастрофы пожелал участвовать почти весь приход.

Обитатели Мерлин-корта прибыли за каких-то две минуты до назначенного времени и вынуждены были приткнуться кто куда смог. Папа, которому требовалось как минимум два места, несколько раз прошёлся взад и вперёд по проходу, прежде чем углядел свободный кусочек скамейки. Громовым голосом, от которого задрожали стропила, он объявил, что это никуда не годится, когда человек впервые за двадцать лет заходит в церковь и не может найти, где бы пристроиться. И я вовсе не съёжилась от смущения, нет, напротив, я была горда за папу. Ведь у него были все основания полагать, что женщина, погибшая в катастрофе, – не кто иная, как его возлюбленная, но вместо того, чтобы предаваться отчаянию, он покрикивает на окружающих.

Но вот наконец публика расселась, и тут же все головы дружно повернулись в сторону дверей. Каталку леди Гризуолд толкала по проходу улыбчивая Сара, внучка старика Нэда. Девушка так и лучилась здоровьем и нахальством. Впрочем, куда уж нахальнее, чем появиться в церкви её светлости?! Если, конечно, это она убила Харриет…