Леди, которая любила готовить - Екатерина Лесина

Ветчина была неплохой, но все же не отличной. И на рынок Василисе все-таки следует отправиться самой. А вот сыр удался. С резковатым ярким вкусом, но меж тем нежный, тающий.

— А кто знает?

— Тише, девочки, не ссорьтесь…

— Ляля, комнаты готовь, — Василиса потерла глаза, поняв, что невероятно устала. — Всем отдых нужен.

— Нужен. Только… извини.

— За что?

— Наверное, за все… мне приходили отчеты. Я… я подумала, что если тебе и вправду не интересно, то к чему держать имущество, от которого одни проблемы? То у них сап, то еще какая-то напасть. Мне ж постоянно письма шли. То на починку крыши деньги нужны, то сена заготовить годного не вышло, то левады чинить, то амбары погорели…

Она махнула рукой.

— Лошадей сторговать получалось слабо. Хотела было перевести в наши конюшни, но эта… с-скотина, — слово Марья почти выплюнула, и синющие глаза ее сузились, а над светлыми волосами появились крохотные искорки силы.

— Дорогая, не стоит переживать.

— Думаешь?

— Конечно. Просто отправь его на каторгу. К чему нервы тратить?

И вправду.

— …эта скотина, — почти спокойно продолжила Марья. — Сказала, что лошади очень слабые, что смысла их держать нет, ко всему болели они часто. А брать больную лошадь, сама понимаешь, никто не рискнет.

Василиса кивнула.

— Он продавал их… а вот сами конюшни… не знаю, что меня удерживало. Возможно, память о тетушке, а может, цена… или и то, и другое вместе? Нет, сперва он о продаже не заговаривал, в последний год только. Может, желающих не было… а потом вдруг появились.

— И на дом?

— И на дом.

— И кто?

— Да так… купец один… наследник состояния. Как мне доложили, человек пустой, но с деньгами.

— И ты…

— И я дала слово, — Марья поморщилась. — Еще до того, как ты собралась здесь лето провести. Пойми, я полагала, что ты все-таки выйдешь замуж и уедешь. А кроме тебя этот дом никому-то не нужен.

— А почему ты просто не сказала? — Василиса не собиралась обвинять сестру, но прозвучало именно обвинением.

— Забыла. Вот… просто забыла.

— Ты?

— Я. Я тоже могу что-то да забыть. Особенно, когда документы еще не оформлены. Была договоренность, но после человек, который и занимался вопросом продажи дома, вдруг взял и исчез. И я решила, что покупатель передумал. Случается. Сейчас Крым популярен, но в то же время земли здесь хватает. А вопрос с водой можно решить с помощью толкового мага. Дом же этот… он старый и в ремонте нуждается, да и не так уж и велик. Семье в нем будет тесно.

— Это смотря какой.

— Возможно, — не стала спорить Марья. — Однако стоило тебе уехать, как мне прислали проект с купчей вместе.

— Надеюсь…

— Сумму давали вдвое против запрошенной. И это хорошие деньги.

— А нам так нужны деньги?

— Не то, чтобы нужны, но… это и вправду выше реальной стоимости дома. Я и подумала, что грех упускать подобный случай. Тебе, коль в Крыму так уж нравится, можно виллу снять. Или же иной построить, по новому проекту. Есть один весьма перспективный архитектор…

— Из твоих подопечных? Тех, что современным искусством занимаются? — мрачно уточнил Вещерский.

— Не ревнуй. Он и вправду талантлив.

— Судя по тому уродливому мосту, талант его скрыт так же глубоко, как смысл в тех картинах.

— Ты просто…

— Может, — Василиса поднялась. — Завтра продолжим. Есть кое-какие бумаги, которые я бы хотела показать…

О пожаре на конюшнях Демьян услышал утром.

В ресторации.

— Матушка, помилуйте, где-то там что-то сгорело, а мне теперь с этой виллы носу не высовывать? — Нюсин звонкий голосок разнесся по залу. — Подумаешь, конюшни…

Демьян остановился.

И развернулся.

— Доброго утра, — поприветствовал он и Нюсю, на красоте которой бессонная ночь нисколько не сказалась, и матушку ее, хмурую и недовольную. — Простите, я услышал…

— Матушка мне кататься запрещает!

— В городе беспокойно, — медленно произнесла Ефимия Гавриловна. — Вчера какие-то разбойники подпалили конюшни.

Под сердцем закололо.

Предчувствие было до крайности недобрым.

— Какие, не знаете? В смысле, какие конюшни?

— Старые, — Ефимия Гавриловна оглядела Демьяна. Выглядела она донельзя уставшей. — Здесь когда-то стояли неплохие конюшни. Но хозяйка умерла и все разладилось. Видишь, что бывает, когда наследники относятся к наследству без должного уважения?

— Мама, не начинай…

— У тебя в голове одни танцульки и кавалеры. Добре бы, толковые, а то ведь выбираешь каких-то вертопрахов, у которых в голове тоже одни лишь…

— Прошу прощения…

На улице Демьян столкнулся с Никанором Бальтазаровичем, который кивнул и поинтересовался:

— Слышали, небось?

— Что случилось?

— Пожар на конюшнях. Явный поджог. Пока делом занимаются жандармы, но не скажу, что особо стараться будут. Никто не погиб, а ущерб… конюшни эти и без того не в лучшем состоянии пребывали.

Вот только Василиса вряд ли согласиться с этим утверждением.

— Коль решите проведать вашу… знакомую, то рекомендую взять коляску.

Совету Демьян внял.

Нанятый экипаж катил по широкой дороге, что выбралась за город, развернулась, раскинула пыльные обочины, украсилась желтоватою травой да редкими цветами, цвет которых был почти не различим под слоем пыли. Пыль же покрывала и бока коляски, и извозчика, на диво молчаливого, и самого Демьяна.

Зато добрались быстро.

Конюшни и вправду горели. Некогда белые стены их почернели, покрылись копотью. Крыша первой просела, а второй и обвалилась в одном месте, отчего здание приобрело вид до крайности печальный. Манеж был почти разрушен, да и от ограды осталась дюжина осмаленных жердин. Между ними спокойно бродили лошади.

— Благодарю, — Демьян заплатил названную цену, высокую чрезмерно, судя по тому, как хитро блеснули глаза извозчика, и вышел.

Огляделся.

Нашел взглядом Акима, который держался подле лошадей и что-то говорил высокому господину в хорошем костюме. Господин держался вольно и Демьяну был незнаком.

А еще весьма собой хорош.

Настолько, что сразу стал подозрителен.

— Доброго дня, — Демьян вежливо приподнял котелок и был удостоен превнимательнейшего взгляда. И по взгляду этому, по холодноватой зелени глаз узнал господина.