Парфюмер звонит первым - Анна и Сергей Литвиновы

– Отчима, – машинально поправила Таня.

– Это все равно.

Добрыня Никитич выскочил из машины, намереваясь распахнуть перед почетной пассажиркой дверцу и подать ей руку. Но не успел. Дверца растворилась, на нижней ступеньке крыльца стоял Глеб Захарович и подавал Тане руку. Был он бледен, левое плечо забинтовано, сквозь бинт проступала кровь. Опираясь на его руку, Татьяна выпрыгнула из машины. Может быть, она показалась ГЗ неблагодарной тварью, потому что вместо слов признательности за свое чудесное спасение требовательно выпалила:

– Вы узнали, что с Валерой?

Валерий Петрович Ходасевич почувствовал, что автомобиль, на котором его везли, снижает скорость. Потом машина свернула куда-то, покачалась на ухабах, остановилась. Водитель заглушил мотор.

Седовласый собеседник полковника, после остановки на мосту промолчавший всю дорогу, встал со скамьи, отковал от стены наручники Ходасевича и распахнул заднюю дверь фургона. Затем, не проронив ни слова, выпрыгнул наружу и исчез в полутьме. Вместо него в дверном проеме появилось слабо освещенное лунным светом лицо, и молодой голос равнодушно скомандовал:

– Вылазь.

Полковник с усилием, опираясь спиной на стенку фургона, встал – когда руки стянуты наручниками за спиной, всякое движение дается с трудом – и подошел к задней дверце.

– Давай прыгай, – скомандовал голос, – не бзди.

Рядом маячил еще один бандит, тоже моложавый, а седой главарь куда-то исчез.

Ходасевич выпрыгнул намеренно неуклюже. Кулем повалился мимо рук тюремщика на землю. Удар оказался болезненным.

Зато он выиграл время, чтобы осмотреться. Тряхнув головой, полковник с усилием сел. В свете пошедшей на убыль, но еще яркой луны оказались замечательно видны и автомобиль, и лица тюремщиков, и здание, к которому его подвезли. Мозг, натренированный на быстрое запоминание больших массивов информации, послушно фиксировал: «Автомобиль «ГАЗ», фургон темно-синего цвета, номерной знак А 821 АК 61… Здание двухэтажное, новое, обитаемым не выглядит… Имеется подземный гараж – значит, рядом с ним есть подвал, там меня, скорей всего, и будут держать; дом окружен забором, забор кирпичный, высота около трех метров… Дом отдельно стоящий: не видать ни соседских домов, ни фонарей, и с улицы не доносится ни единого звука… Теперь двое тюремщиков. Они оба атлетического сложения, на вид им лет двадцать пять – тридцать, рост около ста восьмидесяти, европейский тип лица, коротко стрижены, выправка военная, однако одеты в гражданское, но при этом на поясе у каждого кобура с пистолетом. И почему-то сдается мне, что где-то я их уже видел. А где же третий, седой, главарь? Видимо, ушел в дом: или подвал открывать, или заказчику звонить: докладывать, что операция прошла успешно, объект доставлен… Ай, как не хочется на старости-то лет сгинуть в этом подвале…» Все это мгновенно промелькнуло в голове Валерия Петровича, покуда он сидел на бетоне на пятой точке: с руками, скованными за спиной, он при всем желании подняться не мог. Тут не было стенки, чтобы о нее опереться.

– Давай, дядя, вставай, – пихнул Ходасевича ногой первый молодой тюремщик.

Подошел второй. Воровато оглянувшись, не видит ли главарь, он изо всех сил двинул Валерия Петровича ногой по ребрам.

– Это тебе за твой шампур, – прошипел он. А потом ударил полковника по голове ногой.

«Это они стреляли в нас с Таней утром на набережной. Это они охотились на нас на мотоцикле», – понял Ходасевич.

– А это тебе, сука, за пепельницу.

У Ходасевича словно граната в голове разорвалась, и он на несколько мгновений потерял сознание. Очнулся он, когда бандиты вдвоем взяли его под мышки, дернули и подняли на ноги.

– Тяжелый, сволочь, – посетовал первый, тот, что не бил. Говорил он о Валерии Петровиче с отстраненным равнодушием, будто о шкафе или рояле.

«Кажется, их главарь почему-то запретил им обращаться со мной грубо, – подумал Ходасевич. – Но не надо по данному поводу обольщаться. Гораздо существенней, что они, все трое – и командир, и оба молодых – не считают нужным скрывать свои лица. И глаза они мне не завязали, так что я смог и физии их разглядеть, и дом, и машину. А все это, взятое вместе, может означать только одно. Одну весьма не веселую для меня вещь: чем бы ни закончилась операция с «Нахичеванью», оставлять в живых они меня не собираются».

Полковник Ибрагимов.

В то же самое время. Москва

Разъездная оперативная машина доставила Ибрагимова с Лубянки на военный аэродром в Жуковский с рекордной скоростью: за двадцать две минуты. В ночной столице автомобилей было совсем мало. Шофер врубил на «бээмвухе» мигалку, сирену и чесал по Москве, презрев светофоры. На шоссе стрелка спидометра вообще ни разу не опускалась ниже двухсот.

Они въехали прямо на аэродромное поле. Комитетский «Гольфстрим» уже прогревал двигатели. Едва Ибрагимов взбежал по трапу, стюард задраил люк, самолет порулил на взлетную полосу и через минуту стал разгоняться. Полковник не раз летал литерным рейсом, но впервые в его практике все происходило настолько быстро.

«Ох, я еще над Ходасевичем посмеюсь: и об этой ночной гонке расскажу, и о том, как директор службы ради него свой персональный «Гольфстрим» в Костров гонял. Словно он не какой-то вшивый полковник-отставник, а целый олигарх. Да, очень хотелось бы, конечно, вместе со стариком над ситуацией посмеяться – сесть за кружечкой пивка, да за старой доброй воблой, и позубоскалить над толстяком: как он отдыхать в Костров поехал, а там в подвалы мафии угодил… Да вот только… Вот только рассчитывать, откровенно говоря, можно лишь на чудо. Уж больно мало времени у меня в запасе. И слишком мало зацепок. Конкретно говоря, всего одна ниточка. По картотеке мои орлы опознали двоих на той записи, что сделал Шангин. Это Владимир Комков, старший оперуполномоченный, капитан милиции, да некто Виктор Подольских, уволенный два года назад из рядов МВД за дискредитацию. И они, эти двое, в воскресенье надзиравшие за погрузкой теплохода и гнавшиеся за Шангиным, по сути, мой единственный след. Но… Остается вопрос: причастны ли они к похищению Ходасевича?»

В салоне самолета «Гольфстрим» сидели семеро «альфовцев», возглавляемые подполковником – молодым парнем с седыми висками. В хвосте салона лежала гора их амуниции. Ибрагимов коротко поздоровался: первым с командиром, а потом с каждым из офицеров за руку. Ручищи у всех были как лопаты. Инструктаж Ибрагимов решил оставить на потом. Да и о чем он мог их инструктировать? Что он сам-то знал? Пойди туда, не знаю куда. Найди двоих заложников, Ходасевича и Садовникову, незнамо где. Подготовь операцию и освободи их. И на все про все отмерена пара часов. Причем это при самом благоприятном раскладе. А скорее даже не часы, а минуты, что пройдут между приземлением их самолета в аэропорту Кострова и началом операции против «Нахичевани» в Черном море.

Ибрагимов уселся в кресло в голове салона. Самолет коротко разбежался, взлетел и начал резко набирать высоту. Уши заложило. Ибрагимов решил пренебречь правилами и сделать, пока мобильник еще в зоне действия, пару звонков.