От десятой луны до четвертой - Юлия Галанина

— Хитра, — одобрил дракон.

— Хитра, — согласилась я. — Но что с Ракушкой делать, я так и не придумала.

— Думай, — посоветовал дракон. — Пока время есть. Мы летели и день, и вечер, и ночь.

Облетали стороной попадающиеся на пути города, такие, как Пестрая Кошка, Ложка, Долина Яблок. Это задерживало движение, но скрытность была не менее важна, чем скорость. Дымовая сигнализация могла обогнать даже дракона.

Настроение мое становилось все мрачнее и мрачнее — ничего не придумывалось, только голова разболелась. С полным осознанием собственной никчемности я бросила раздумья и просто тупо смотрела вниз.

— Не грусти, — пророкотал дракон. — Пока я с тобой. И мы сильнее всех.

Когда мы подлетали к побережью, ночь была лунной. Как странно было смотреть сверху на издавна знакомые места.

Тянулась извилистая линия побережья, а вот суша выступила длинным скалистым полуостровом в море и на самой южной оконечности полуострова, который называли Журавлиный Клюв, под прикрытием мыса Иголка в бухте раскинулась Ракушка, моя Ракушка!

Над бухтой возвышались горы — если смотреть из города, получалось похоже на профиль запрокинутой навзничь головы. Самая высокая горушка, полого поднимающаяся с севера и резко обрывающаяся к югу, к мысу, очень напоминала нос и называлась Сопи-гора. На вершину ее мы и плюхнулись, надеясь, что никто глазастый на странный силуэт в ночном небе внимания не обратил.

Северная пологая часть горы поросла соснами. Среди сосен дракон осторожно приземлил громадный барабан. Себя, а вместе с собой и меня он посадил куда менее мягко.

— Я чувствую себя селедкой в бочке, — заявил Нож, выбираясь из барабана. — Подумать страшно, кем бы я себя чувствовал, лети мы в перевернутой палатке.

Сестра мне не понравилась — она была неестественно бледной, путешествие ей далось тяжело. Ее била дрожь. Зато все остальные пребывали в радостном оживлении — еще бы, выбраться живыми из Пуповины, да к тому же таким необычным способом! Парни быстро надули шкуру, уложили на нее сестру и накрыли всем теплым, что нашлось.

"Неужели переломы? — думала я. — Тогда совсем худо. Тогда ей ни в коем случае нельзя было лететь таким образом. Или это просто лихорадка после тяжелого перелета?"

"Поздно рассуждать, мы уже прилетели, — заметил дракон. — Так вот твоя родина?"

Ракушка была хорошо видна со склона. Город сбегал своими улочками к бухте. У причалов стояли наши корабли и на рейде несколько пришлых.

Здесь уже легкой дымкой зеленели деревья, словно закутанные в ажурные шали. И краски были мягкие, не такие, как в Пряжке.

Надо было устраивать временный лагерь.

На верху Сопи-горы была пещера. Ее все знали. Туда мы не пошли.

Мы пошли в другую, менее доступную, хотя, впрочем, такую же известную.

Это сейчас, весной, пока ночи еще достаточно прохладные, на горе никого не было. Летом же здесь иногда было люднее, чем в городе, — во всяком случае, молодежь надо было искать в двух местах. Второе — бухта Ай-яй-яй на побережье, соседняя с Ракушкой.

Я сидела у входа в пещеру и смотрела на дракона, привычно устроившегося на скалах, на Ракушку, на море.

И снова меня терзала головная боль. Мы оторвались от преследования, но оно не прекратилось. Как же мы будем оборонять город? Как?

И где сейчас находится преследующие нас части?

— Давай посмотрим… — предложил дракон.

— Ты не устал? — удивилась я.

— Как можно устать летать? — в свою очередь удивился дракон. — Мне твои друзья все лапы оттянули, а так нормально.

Теперь, не отягощенный набитым людьми барабаном, дракон имел больше возможностей для маневра. С гибкостью, которой я даже не предполагала, он проскользил над скалами и ушел за Сопи-гору, чтобы быть незаметным из Ракушки.

Мы опять пролетели наш полуостров, вышли на равнины Чрева Мира, пересекли Плеть и полетели над главной дорогой направления север — юг.

Именно по ней шла армия. Они не собирались отказываться от преследования, а уж вычислить, куда побегут мятежники, труда не составляло. Первые части были уже в Пестрой Кошке.

Я и не думала, что брошенные против нас силы будут такими большими. Видимо, Верхние решили раз и навсегда истребить заразу мятежа. Ну что же, их можно понять.

Одним родом войск не ограничились, отправили всех. Соотношение частей было классическим, прямо как для настоящей войны: на один отрад конницы приходилось четыре отрада легких пехотинцев и десять отрядов тяжелой пехоты. Можно гордиться, нас считают серьезным противником.

Сейчас они отдыхали. Белели квадратиками палаток походные лагеря.

Противно засосало под ложечкой, когда я поняла, сколько же их.

— Ты можешь это быстро уничтожить? — спросила я мрачно дракона.

— Нет, — сказал он. — Слишком разбросано.

— Тогда летим домой, — вздохнула я. — А говорил, мы всех сильнее.

— Силен ветер, он ломает деревья и вырывает их с корнем, но трава только гнется, — потянуло на философию дракона.

— Эта трава утром встанет, позавтракает и двинется в путь. А потом нам так накатит, что от Ракушки одни обломки останутся, — сказала я.

— Странно. В тебе нет страстного желания их убить, только страх, — заметил дракон. — А это плохо.

— Почему?

— Это твои враги, а не мои.

— Ну и что?

— Главная моя помощь — это я могу усилить твои желания. Смысла в том, чтобы усиливать твой страх, я не вижу.

— Когда ты в Пуповине поливал огнем направо и налево, ты не считался с моими желаниями, а полностью взял инициативу на себя. Я думала, и сейчас ты все сделаешь сам, — разочарованно сказала я.

— Тогда я не мог покинуть долину и вынужден был защищаться. Сейчас ситуация другая. Не мой дом в опасности. Разбираться с ними будешь ты, — безапелляционно сказал дракон.

— А у меня нет еще никакого желания. Я не могу по-настоящему захотеть уничтожить их всех, пока меня окончательно не прижали.

— Значит, ты проиграла, — безмятежно заметил дракон. — Их все равно придется убивать, лучше это сделать сейчас, когда они собьются в колонны и двинутся в путь, потом будет сложнее. Тебе все равно придется их убить, если ты хочешь отстоять Ракушку. Таковы правила этой игры.

— И так тошно, и еще ты тут как специально, — горько сказала я. — Спасибо. У тебя везде правила.

Дракон промолчал, развернулся, и мы полетели домой. Еле-еле успели по темноте, рассвет сидел у нас на хвосте. Или на хвостах?

На горе, меж сосен, росли подснежники: фиолетовые, толстенькие, мохнатые. Покрытые пухом лепестки окружали желтые тычинки, зеленый стебель казался серебряным из-за ворсинок. Скоро должны были расцвести рододендроны.