Корсар. Наваждение - Петр Катериничев

«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…» Корсар написал книгу, снабдил фотографиями. Вспомнил же он завод, затерянный в Подмосковье, как на другой планете; значит, увидев книгу, иллюстрации в ней, да прочитав пространные догадки-комментарии, Корсара мог вспомнить кто-то еще, более знающий и практичный, кому не нужны темные очки, чтобы видеть мир в красках!

И тогда – книгу решили поменять на «аналогичную», а всех причастных и памятливых – отправить «в бессрочную командировку». Права Ольга Белова: «явки, пароли, счета», – вот за что убивают. А это фото – и есть конкретика. Заводик охранялся не на шутку. Значит, производил что-то очень важное и ценное. И раз коптил старинушка два года назад по полной, коптит, должно быть, и теперь. И производят там по-прежнему… что-то хорошее или очень хорошее. И очень дорогое.

Дима откинулся в кресле, пролистал еще несколько страниц рукописи, оставив всего две, остальные – бросил в камин. Чтобы начать действовать, ему нужно выяснить точно только одно: на чьей стороне в действительности играют Ольга Белова и академик Волин, кто играет против и почему, и – решить: как и на чьей стороне сыграть ему, Корсару.

Дмитрий еще раз посмотрел на оставленный листочек. Екатерина Владиславовна Ланевская. Несколько фотографий из ее альбома. И еще он смутно помнил: там были и другие, какие он в рассеянности пролистал, а вот теперь… Теперь самое время рассмотреть их внимательно. Пока хозяйка альбомов, Екатерина Владиславовна Ланевская, жива. Вернее, если еще жива… И – ничего, что ночь. Корсар старушку разбудит. Не очень это корректно, но… Лучше быть сонной, чем мертвой.

Корсар набросил на плечи рюкзачок, в котором, кроме двух оставшихся страниц рукописи, денег в плотном пластике и ноутбука, не было более ничего, вышел снова через заднюю дверь, прикрыл ее за собой, тихонечко достиг стоянки за домом, заглянул в бак «харлея» Ольги Беловой: полон. Разогнал мотоцикл на нейтралке под горку, оседлал и – покатил вниз, постепенно прибавляя газ. И когда выскочил на большак, стрелка спидометра быстро улетела на прямой за сто двадцать.

– Третий вызывает первого.

– Слушаю, Третий.

– Пират – сорвался…

– В смысле?

– Бросил всё и всех, вскочил на мотоцикл и умчался…

– Догнать. И – уничтожить.

– Со Старым?

– Нет. Старый пусть этих стережет.

– А он устережет?..

– А ты ему разъясни так, чтобы устерег. Бери Грина – и за ним!

– Есть.

– Достанешь его, Третий?

– Пирата? А то… У него же на тачке «маячок». Тачка Ольгина. Как они к Грибнику подкатили, так Старый и надоумил – втихую приспособить. На случай. Вот и пригодилось.

– Сколько сейчас на твоих?

– Двадцать пять минут третьего. Ночи.

– Остальные в доме?

– Спят. Как сурки. Может, и для них утро уже не наступит?

– Утро в этом мире всегда наступает не для всех. Сорвался, говоришь… Ну и… Тем лучше. Выходит, на его счет наши высокоученые «друзья» – просчитались. Они его к себе приручить пытались… зачем-то. Зачем?

– Дедушка и девушка. Грибник и Журавушка.. Король и Золушка.

– Еще можно – Дельфин и Русалка.

– Да ты – с понятием.

– А то. Только Старый… Типа тоска у него… Все спит и спит…

– Пусть спит… пока живой. Значит… буди его. Пусть Старый этих двоих попасет. Подождем, пока люди подтянутся знающие, тогда и… Сила солому ломит.

– Как, простите?

– Как? Когда хребет ломают, и дерево разговорится. Так?

– Не знаю.

– Вот и хорошо.

– У Пирата узнать, чего от него хотели? Когда нагоним?

– Вряд ли получится.

– Грин по боли – специалист. У каждого свой порог. До него дойдет – никуда не денется, скажет все, что знает.

– Думаю, он не знает. Лучше уж специалисты пусть с Грибником и Ольгой побеседуют. А Корсара – убейте. Без сантиментов. Без него спокойнее.

– Да нет вопросов.

– Только – чисто. Чтобы без лишних движений… Несчастный случай. Бывает. Понял?

– Так точно. Сделаем.

Молодой быстро растолкал обоих напарников; Старый остался с винтовкой в схроне, на высоком холме метрах в ста от дома; а Молодой вместе с Грином «упаковались» в скоростной полуспортивный двуместный «мерс», осторожно проехали по проселку, вырвались на большак и – рванули.

…Алый рубин переливался гранями… И вдруг – вспыхивал на миг нестерпимо белым и – обращал все во тьму… Из этой тьмы на Корсара несся сонм воинов, блестя доспехами; словно ветер мимо проносились частые рубящие удары, пока… снова не полыхнуло нестерпимо ярким и не прогрохотал гром.

Корсар тряхнул головой. То, что было только что, – было вовсе не приступом, какие случались раньше. Просто он на мгновение – нет, не уснул – а как бы переместился в иное измерение… Удар грома вернул его к реальности. Шоссе, подсвеченное галогенной фарой, неслось под колёса стремительно, как жизнь.

Молнии блеснули еще несколько раз, громыхнули раскаты грома, наверное, и удушье, особенно хорошо ощущаемое в сосновом смолистом бору перед грозой, имело место быть – но на такой скорости Корсар никакого удушья, конечно, не ощущал. Как не ощущал и особого холода: лишь привычную гарь тлеющих, наверное, уже с полстолетия торфяников – где-то на другой стороне области…

Приближаясь к «обитаемым местам», Корсар четко осознал, что хорошо бы и скорость сбросить: счет дням он потерял, понедельник сегодня или, напротив, ночь перед воскресеньем – не знал, не помнил и не хотел даже знать. Но одно смущало: если все-таки ночь перед понедельником, то… Нет, что день тяжелый – не пугало: по-всякому складывалось; просто ГИБДД, что преобразованная в полицию, что дореформенная, предпочитала сиживать в засадах и спешащих на работу поутряни водителей-дачников стопорить именно под понедельник. Не просто с не выветрившимся запашком после трех дней нашенского родного weekend’а, а еще, говоря правду, изрядно хмельным, да что хмельным, пьяным просто – ходить трудно, а ехать – можно! Потому что… Ехать-то – надо!

Вот тут купоны стриглись вовсю: понятно, не со всех и не с каждого, номера, «колпаки»[58], все такое… Но было и простого, обычного люда – с избытком, которые «по таксе» охотно расставались с деньгами, сохраняя права. Ибо в такой ситуации гнать волну, переть рогом и ездить цугом – себе дороже.