Конец эпохи Тюдоров - Виктория Балашова

Предоставление монополий на торговлю определенными товарами всегда являлось привилегией королевы. Так она одаривала своих фаворитов или, наоборот, как Роберта, наказывала, лишая выданной ранее лицензии. Парламент хотел лишить королеву абсолютной власти в этом вопросе, так как это порождало злобу, зависть и несправедливость. Ее Величество поступила мудро: она пообещала по собственной воле отозвать те лицензии, которые вызывали наибольшее возмущение у лордов.

Эта уступка, совершенно не решавшая проблемы, без сомнения, произвела впечатление на ее преданных подданных. Граф Нортумберленд, муж Дороти, присутствовал на том знаменитом заседании.

– О, как только ни хвалили королеву! – пересказывал он нам события. – Один представитель палаты назвал это «благой вестью». И остальные произносили фразы, не менее возвышенные и не совсем соответствовавшие случаю. Несколько человек направились к королеве выразить признательность парламента. Они простояли некоторое время у ее ног на коленях, в то время как один из них распространялся о непревзойденном такте, доброте и великодушии, которые она проявила.

Королева отвечала в том же духе. Она поблагодарила парламент за указание на совершенные ею ошибки, которые в ином случае ускользнули бы от ее внимания. Речь королевы оказалась прощальной: это заседание парламента стало последним, на котором она присутствовала. Попробую передать ее слова:

– Уверяю вас, нет правителя, который любил бы своих подданных сильнее и чья любовь могла бы превзойти нашу. Нет таких драгоценностей, сколько бы они ни стоили, которые я бы ценила больше, чем вашу любовь. И я действительно ценю ее больше любых драгоценностей и богатств, потому что они имеют цену, а любовь и благодарность я считаю бесценными. И хотя Господь меня вознес так высоко, я считаю гордостью моей короны то, что я правила с вашей любовью. И потому своим долгом я считаю довольство подданных. Я не желаю жить дольше, чем мой народ благоденствует, и это мое единственное желание. Я тот человек, которого прислал Господь, чтобы уберечь вас от бесчестья, тирании и угнетения, отчасти с вашей же помощью, которую мы принимаем, потому что она показывает вашу любовь и верность вашему правителю. О себе могу сказать, я никогда не была жадной, тратящей деньги зря. Я никогда не желала иметь богатства всего мира. Я не могу выразить благодарность, которую испытывает мое сердце, но не может выразить язык. Вы благодарите меня, но у меня есть больше причин благодарить вас. Если бы вы не предупредили меня о несправедливости, я бы могла совершить ошибку просто от неведения. Никогда не будет королевы на моем месте, более преданной своей стране, чем я, заботящейся о своих подданных, и которая готова была бы отдать жизнь за ваше благо. У меня нет желания править и жить дольше, чем моя жизнь и правление смогут быть вам во благо. И хотя на этом троне были и, может быть, будут правители, более могущественные и мудрые, чем я, но никогда не было и не будет того, кто любил бы и заботился о вас сильнее.

Перечитывая эту последнюю речь Ее Величества к парламенту, я плакала. Вот чего не хватило Роберту в его последний час – любви и снисходительности Елизаветы! Почему она сказала такие слова членам парламента и не смогла сказать самой себе перед его смертью? Мучения мои не прекращались. День ото дня я вспоминала прошлое, порой обвиняя себя в бездействии.

– Мы ничего не могли поделать, – твердила Дороти, стараясь меня успокоить и успокоиться сама. – К кому мы ни шли, везде слышали отказ. Нельзя корить себя так долго. Роберту уже не помочь. Надо помочь его детям, маме. О нем мы будем лишь вспоминать, не позволяя памяти лишить нас последнего, что связывает с Робертом.

«О, – думала я, – если бы со мной рядом был Чарльз! Он бы расставил все по местам. Он бы объяснил мне, как жить дальше. Но Чарльз и сам далеко, в опасности, которая поджидает его везде, куда ни посмотри. Ирландия спасает Чарльза от гнева королевы, но не спасает от смерти».

Хотя казалось, Ее Величество забыла или сделала вид, что забыла об остальных друзьях Роберта. О тех, кто волею Божьей избежал наказания.

– Без Роберта его друзья и сторонники – никто. Поэтому их не станут наказывать, – мнение мужа Дороти скорее всего было верным…

* * *

Прямо на Рождество в Ирландии случилось грандиозное сражение, которое Чарльз со своими солдатами выиграл. Но праздники прошли без него, а новости пришли в Англию гораздо позднее. Поэтому получилось так, что мы с мамой так и остались одни с детьми оплакивать Роберта и невесело размышлять о будущем.

Странная жалость, которую я испытывала к королеве, не уменьшилась. Я понимала, как разрывается ее сердце, а слухи, доходившие до наших ушей, только подтверждали правильность моих домыслов. Мама не разделяла испытываемых мной чувств. Ее обида на Елизавету стала гораздо сильнее. Одно дело – когда Летицию из-за свадьбы с графом Лейстером удалили со двора. Другое – когда казнят любимого сына.

– Она была вынуждена так сделать, – размышляла я. – Враги Роберта заставили ее. Королева тоже страдает, даже больше, чем мы. Рассказывали, когда приехал ко двору французский посол, она жаловалась на грусть, которой теперь овеяна ее жизнь. Глаза королевы наполнились слезами, когда она упомянула Роберта. Королева вздохнула и сказала, что понимает его амбиции и импульсивность характера. В последние два года она уговаривала Роберта удовлетвориться своим положением при дворе и прекратить относиться к ней с презрением, которое он начал тогда выказывать. А хуже всего, посягать на ее власть, иначе королева вынуждена наказывать его по законам Англии, а не по ее собственным законам, которые он находил мягкими и не оставлявшими места для страха. Но этому совету, данному от всей души, Роберт не последовал, мама!

– Он был загнан в угол, мой мальчик, – мама покачала головой. – Хорошо – давать советы или жаловаться французским послам после того, как дело сделано. Она страдает! Елизавета пошла в отца: казнить своих фаворитов, приближенных – обычное у Тюдоров дело. Вроде и дед королевы не брезговал такими методами. Несмотря на печаль и тоску, наверняка развлекается сейчас вместе со своими подданными.

– Наверное. Но говорят, развлечения королеву уже не радуют. Прошлое овладевает настроением и не дает отдаться веселью. Ее здоровье показывает признаки немощности. Королева совсем мало ест и постоянно жалуется на плохой вкус тех блюд, что ей подают. Многие при дворе ждут смерти королевы, которая избавила бы ее от боли и грусти.

– А я всегда говорила: жизнь вблизи природы, вдали от города с его пороками, куда полезнее для здоровья, – перебила мама. – Посмотри на меня. Я, конечно, печалюсь из-за смерти Робина, но никто не скажет, что я немощна, не могу воспитывать внуков, которые остались со мной.

Однако не все с нетерпением ждали смерти Ее Величества. Некоторые искренне любили королеву, негодуя на ее врагов. Однажды мы встретились с сэром Джоном Харрингтоном, заехавшим к маме поздравить с Рождеством.

– О, если бы вы знали, с каким сожалением смотрю я на свою крестную! Королева столько сделала для нашей семьи: для мамы, служившей ей фрейлиной, для отца, чье состояние увеличилось благодаря Ее Величеству. И для меня, ее крестного сына! Она следила за моим образованием, любила слушать мои стихи, которые я слагал во многом благодаря ее постоянной поддержке и похвальбе. Я не так часто теперь вижу королеву. Но при каждой встрече я вижу ее глаза, наполненные слезами.