Перстень Лёвеншёльдов - Сельма Лагерлеф

— Нет, друг мой, — возразила графиня, — подобным образом ты лишь бросишь ее в объятия зла. Она избалована и дурно воспитана. Позволь мне заняться ею, позволь мне вернуть ее на путь добродетели.

Тут граф позвал жену и объявил, что отныне ей надлежит во всем подчиняться его матери.

О, какая сцена последовала за этим! Спектакля более жалкого еще не разыгрывали в этом доме, повенчанном с печалью.

Много обидных слов пришлось услыхать молодой женщине от своего мужа. Воздевая руки к небесам, он винил ее в том, что они позволили этой бесстыдной женщине втоптать в грязь его имя. Потрясая кулаками перед лицом жены, он спрашивал, какого наказания она заслужила за подобное преступление.

Графиня Элисабет вовсе не испугалась мужа. Она продолжала думать, что поступила правильно. Она ответила, что получила достаточно суровое наказание — ужасный насморк.

— Элисабет! — возмутилась графиня Мэрта. — С подобными вещами не шутят.

— Мы с вами, — возразила молодая женщина, — никогда не были единодушны во мнении, когда следует шутить и когда быть серьезной.

— Однако тебе следовало бы понять, что порядочной женщине не пристало уходить по ночам из дома и слоняться где-то с известным всей округе авантюристом.

Тут Элисабет Дона поняла, что свекровь решила ее погубить. Она поняла также, что должна бороться изо всех сил, если не хочет навлечь на себя страшную беду.

— Хенрик, — взмолилась она, — не позволяй своей матери становиться между нами! Позволь мне рассказать тебе всю правду! Ты справедлив и не станешь судить меня, не выслушав, что я скажу. Дай мне довериться тебе во всем, и ты поймешь, что я поступила так, как ты сам учил меня.

Граф молча кивнул ей, и графиня Элисабет рассказала, как она невольно толкнула Йесту Берлинга на путь зла. Она поведала ему о том, что случилось в маленьком голубом кабинете и как совесть заставила ее идти спасать того, с кем она обошлась несправедливо.

— Я не имела никакого права судить его, — сказала она, — ведь вы, супруг мой, сами учили меня, что нужно принести любую жертву, если хочешь загладить свою вину. Не правда ли, Хенрик?

Граф повернулся к матери.

— Что вы скажете на это, матушка? — спросил он. Его тщедушное маленькое тело застыло от сознания собственного достоинства, а высокий, узкий лоб, изрезанный ранними морщинами, был величественно нахмурен.

— Я, — отвечала графиня, — я скажу, что Анна Шернхек умная девушка, она хорошо понимала, что делает, рассказывая Элисабет эту историю.

— Вы, матушка, не изволили понять меня, — возразил граф. — Я спрашиваю, каково ваше мнение о том, что сказала Элисабет. Неужто графиня Мэрта Дона пыталась уговорить свою дочь, мою сестру, стать женой отрешенного от сана пастора?

Графиня на мгновение помедлила с ответом. «Ах, Хенрик, до чего же ты глуп, до чего же ты глуп! — подумала она. — Ты идешь по ложному следу. Охотничья собака гонится сейчас за самим охотником, чтобы дать зайцу уйти». Но графиня молчала лишь одно мгновение.

— Друг мой, — ответила она, пожимая плечами. — Есть причина предать забвению старые истории об этом несчастном, та же причина заставляет меня просить тебя не давать повода для публичного скандала. К тому же он, вероятнее всего, погиб этой ночью.

Она говорила кротким тоном, изображая участие, хотя на самом деле лгала и притворялась.

— Элисабет сегодня долго спала и не слыхала, что люди по всему берегу ищут господина Берлинга. Он не вернулся в Экебю, и боятся, что он утонул. Нынче утром озеро вскрылось. Поглядите, шторм разбил лед на мелкие куски.

Графиня Элисабет глянула в окно. Озеро почти очистилось ото льда.

Ее охватило горькое раскаяние. Она хотела избежать Божьего суда, лгала и притворялась. Набрасывала на себя белое покрывало невинности.

В отчаянье упала она на колени перед мужем, и с уст ее полились слова признания:

— Суди меня, презирай меня! Я любила его. Не сомневайся в том, я любила его! Я рву на себе волосы, разрываю одежду от горя. Теперь, когда он умер, мне все безразлично. Я не собираюсь больше защищаться! Знай же всю правду. Я отняла у мужа любовь своего сердца и отдала его чужому. О, горе мне, презренной! Я одна из тех, кто предались соблазну запретной любви!

О ты, юное созданье, пади в отчаянье в ноги своим судьям и поведай им всю правду! Придите, добровольные мучения! Придите, унижения и позор! О, как ты жаждешь призвать громы небесные на свою бедную голову!

Что ж, расскажи своему мужу, как ты пришла в ужас, когда тебя обуяла страсть, огромная, неодолимая, как ты содрогалась, сознавая собственное ничтожество! Что демоны-искусители в твоей душе были страшнее для тебя кладбищенских призраков.

Поведай им, как ты отвратилась от лика Божьего, поняла, что не достойна ступать по земле! Как боролась сама с собой, молясь и обливаясь слезами.

— О Боже, спаси меня! О Сын Божий, изгони демонов искушения, спаси меня! — молила ты.

Скажи, как ты предпочла все скрывать, чтобы никто не узнал о твоем поведении. Ты думала, что делаешь то, что угодно Богу. Думала, что идешь по Божьему пути, спасая любимого. Он не знал ничего о твоей любви. Он не должен был погибнуть из-за тебя. Знала ли ты, что такое добро и что такое зло? Одному лишь Богу это ведомо, и он вынес тебе свой приговор. Он поразил того, кого ты боготворила. Он привел тебя на исцеляющий путь покаяния.

Скажи им, что ты знаешь: во лжи нет спасения! Демоны искушения таятся во мраке. Пусть руки твои сожмут плеть. Наказание прольет целительный бальзам на раны твоего греха. Сердце твое жаждет страданий.

Скажи им все это, стоя на коленях, заламывая руки, вне себя от горя, голосом, срывающимся от дикого отчаянья, со злорадным смехом думая о наказании, покуда твой муж не схватит тебя за руки и не поднимет рывком с пола!

— Веди себя, как подобает графине Дона, иначе мне придется просить матушку наказать тебя как малого ребенка!

— Делайте со мной что хотите!

И граф вынес ей свой приговор:

— Матушка просила за тебя. И потому ты останешься жить в моем доме. Но с этих пор она будет приказывать, а ты повиноваться.

* * *

Смотрите же, каков он, путь раскаяния. Молодая графиня стала ничтожнейшей из служанок. Долго ли будет это продолжаться, долго ли? Долго ли сможет покоряться это гордое сердце? Долго ли смогут молчать нетерпеливые уста? Долго ли сможет сдерживаться горячая рука?

Сладостна жалкая доля униженного. Спина ноет от тяжкой работы, но сердце молчит. К тому, кто спит час-другой, сон приходит незвано.

Старая женщина превратилась в злого духа и непрестанно мучает молодую, но что из того? Бедняжка благодарна своей благодетельнице. Ведь зло еще сидит в ней. Поднимай ее сонную с постели в четыре утра изо дня в день! Заставляй неумелые руки ткать тяжелую грубую ткань. Это ей лишь на пользу. Ведь у кающейся грешницы, поди, не хватит силы бичевать хорошенько саму себя.