После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV - первой четверти XVI вв. - Александр Лаврентьев

Характерной особенностью московско-рязанских договоров 1-й половины XV в. является то, что московский князь обязуется «не въступатися» в рязанскую «Тулу» отдельно от такого же обязательства «не въступатися» в собственно Рязань, хотя обе позиции договоренностей составляют в текстах докончаний единую статью[765]. Принадлежа великим князьям рязанским, «Тула» всю первую половину XV в. продолжала сохранять, возможно, просто в силу традиции, некую административную «особость». Следы этого особого статуса региона, предположительно о происхождении которого речь пойдет ниже, как представляется, сыграли определенную роль во взаимоотношениях Рязани с Великим княжеством Литовским в 1-й трети XV в.

В историографии давно существует широко распространенное убеждение, что «Тулой» какое-то время владел Витовт[766]. Впервые великий князь литовский называет «одну» или «некую Тулу» («einen Twla») «находящейся под нашим управлением» в письме магистру Ордена еще в 1425 г.[767] События, описанные в письме, по случаю которых «Тула» впервые упоминается в контексте литовско-рязанских отношений, имели место тремя годами ранее даты его написания, в 1422 г., при набеге татар на Одоев, когда литовцы преследовали нападавших на территориях «Тулы» и «Рязани».

В формулировках послания трудно уловить какую-то разницу в статусе «Тулы» и «Рязани», которая, как выясняется из того же письма, «нам покорна»[768]: Витовт всего лишь подчеркивает, что свободно может действовать и в том, и в другом регионе.

К подобным внешнеполитическим заявлениям великого князя литовского, по мнению К. В. Базилевича, следует относиться с большой осторожностью – Витовт был склонен преувеличивать степень своего влияния на дела соседей[769]. В летописной заметке русского происхождения о набеге 1422 г., например, ни слова не говорится о том, что литовцы преследовали татар на территории Тулы и Рязанского княжества[770], и это не единичный пример. Приписываемая Витовту Хронографом редакции 1512 г. фраза, адресованная союзнику великого князя литовского, хану Тохтамышу (она читается в статье под 1399 г.) о планах совместных военных действий, «а ты мене посади на Московскомъ великомъ княжении и…на Новегороде Великом и на Пъскове, а Тферь и Рязань моа и есть»[771], совершенно не означает, естественно, прямой принадлежности ему Твери и Рязани. Аналогичным образом, фразу, включенную в составленную в 1428 г. западнорусским книжником так называемую «Похвалу Витовту», «служаху емоу (великому князю литовскому. – А. Л.) велици князи… Московьски…Тферьски…Рязаньски»[772] все-таки не стоит понимать буквально: строго говоря, договор о «даче в службу» в это время связывал с Литвой только Рязань (об этом ниже).

Есть, однако, и иные источники, в отличие от частного письма официального происхождения, казалось, свидетельствующие в пользу вхождения «Тулы» в состав Великого княжества Литовского. Это два документа, договор Витовта с внуком Олега Ивановича, великим князем рязанским Иваном Федоровичем и так называемый «Список крепостей и земель под наяснейшим Свидригайло великим князем Литвы, Руси и т. д.».

Первый, литовско-рязанское докончание, содержит обязательство Витовта «не вступатися» во владения рязанского князя «поколе рубежъ Рязанскые земли Переславьскые… вынемши Тулоу, Берестеи, Ретань с Паши, Дорожен, Заколотен Гордеевскои»[773].

И. В. Иванов и Г. А Шебанин надежно локализовали «Ретань» в бассейне Упы, по р. Солове[774]; местоположение «Дороженя» не определено, ясно лишь, что считавшееся им в литературе XIX в. городище на верхнем Дону таковым не является[775], равно как неясна и локализация прочих географических объектов литовско-рязанского договора[776].

О «Берести» речь пойдет ниже, пока же обратим внимание на два географических объекта докончания, некие «Паши» и «Заколотен Гордеевскои».

Очевидно, в тексте литовско – рязанского договора (он известен не в оригинале или аутентичных копиях, как договоры московских князей великокняжеского архива, а в списке в составе сборника) «Ретань с Паши» читалось как «Ретань, Спаши». В 1506–1507 гг. польский король получил от крымского хана ярлык на литовское княжение, в котором фигурируют и «изъятья» литовско-рязанского договора. Название интересующего нас «места» читается здесь как «Ретань, Испаши»[777] и в близком написании («Испашъ», «Spaczina») оно фигурирует в других документах Великого княжества Литовского[778].

Местность под названием «Спашъ» известна по Ипатьевской летописи в середине XII в. как периферийная часть домениальных владений черниговских князей, вероятно, на правобережье Верхней Оки, выше впадения Угры[779]. С распадом после монгольского нашествия Черниговского княжества «Спаши» – «Испашь» были короткое время, в последней четверти XIV в., вотчиной одной из ветвей черниговских Рюриковичей, князей тарусского дома, удельных князей Спашских (Спажских). На рубеже XIV–XV вв. князья Спашские «перевелися», «Спаши» перешли другой ветви рода, то ли князьям Волконским[780], то ли Конинским[781], лишившимся, в свою очередь, владения к середине XVI в. На землях бывшего Спашского удела в это время оказались «испомещены» служившие при царе Иване Грозном «по Рязани» дворяне Аргамаковы[782]. К исходу XVI в. название удела и одноименного центра княжеских владений трансформировалось в Павшино; как и городище Волкона, изначальный центр домена Волконских на одноименном притоке Упы, р. Волконе, Павшино городище, располагалось в этом же регионе, бывшем Алексинском уезде Тульской губернии[783].