Стихотворения - Конрад Цельтис

class="sub">40 Дабы, развратный Рим, роскошь упрочить твою.

Должно нам было платить огромные воинам деньги,

Чтоб вне опасности жить в собственных наших домах, —

Теми деньгами сорить римский воин тогда приучился,

Ночи и дни напролет Вакху с Венерой служа.

9. О подарке и письме, присланных сочинителю Урсулой

Урсула мне стихи на германском наречье прислала,

Что Громовержца перун блеском могли бы затмить,

Выбить трезубец из рук Нептуна, чаруя бессмертных,

Марса мечом завладеть, лирой посланца богов.

О, сколько раз приникал с поцелуем я к тихой бумаге,

О, сколько раз я читать вновь принимался ее!

Кажется, Урсулы я черты отчетливо вижу,

Свой устремляя взор в то, что написано ей.

Выдали слез следы души ее жар настоящий,

10 С коими был не раз смешан начертанный знак.

Молча пеняет она на тяжкие узы Венеры,

Делает вид, будто скрыть жаркий удастся огонь.

Если б, на счастье, она научилась писать на латыни,

Мне бы ответить тотчас речью латинской могла.

Пробе, Сапфо никогда б и Гросвите[458] милей не сложить бы

Лирики нежной столь, столь совершенных стихов.

Речи латинской никто германских не обучает

Дев и не тщится бесед с ними латинских вести.

Хоть и монастырей в Германии женских немало

20 И на латыни там молятся ночью и днем,

Редко найдется сестра, что Камен бы латинских постигла,

Столь процветает средь них грубого варварства дух.

Может быть, как в старину, у друидов, им слово не должно

Знать, что Солимский край[459] в тайные книги вместил,

Дабы священный язык не дошел до кощунственной черни

Или волшба не взяла слов на потребу святых?

Некогда впрямь и у нас следила религия зорко,

Чтобы никто не держал книги святые в дому.

Даже учить наизусть тогда стихи приходилось

30 Греческие, никогда книжки в руках не держав.

Но ведь теперь томов печатных в Германии столько,

Что и божественных книг даже в харчевнях не счесть.

Все у печатника есть, сокровенным ничто не осталось,[460]

Без исключения все в новых предстало лучах.

Знаем наверное, что в небесах замышляет Юпитер,

Что под землею Плутон делает, людям незрим,

Знаменья чем грозят, которых столько явилось,

Что в германском краю страх повсеместно царит.

Как отличить дитя от отродья свиньи? Поглядите:

40 Разное тело у них, но ведь лицо-то одно.

Или смолчать? Говорят, что когда-то на бреге ойнейском

Мать четырежды шесть чревом плодов принесла.

И умолчать не могу о трех солнцах крылатых на небе

И о перуне, что вдруг, грозный, низвергся с небес

Там, где прекрасный Рейн гельветские грозди питает,

Галльских крестьян отделя край от германских земель.

Но возвращусь назад: что пользы священные гимны

День и ночь распевать, всуе тревожить богов?

Тот, кто не зная поет, чего молит священною песней,

50 Сходен с коровой, чей рев днем на весь рынок стоит.

Нежным девам в удел много случаев разных дается,

Чтобы проступки свои скрыть в молчаливой душе.

Вместо того, чтоб в словах устремлять свою душу наружу,

Дева спешит устремлять на женихов свою прыть.

Я же, коль судьбы продлить, о Урсула, жизнь мою смогут

И коль, начавшись, любовь наша от нас не уйдет,

Я тебя научу по-латински слагать песнопенья,

Звучным плектром моим складно на лире бряцать.

Вложит в губки твои мой язык слова с наслажденьем,

60 Слог за слогом скрепит, твой совершенствуя стих,

Долгий отмечу слог восхитительно долгим лобзаньем,

Быстрое возвестит краткого слога приход.

Так и научишься ты выражениям речи латинской,

А уж потом превзойдешь стихосложенья закон.

Сыплет ли вниз Козерог с небес белоснежные перья,

Рак ли береговой время по кругу влечет,

Полнят ли щедро Весы годовую корзину плодами

Или велит Волопас вешней поре наступить, —

Вечно, любою порой, наш союз будет ладен и крепок,

70 Вечно взаимная страсть в наших пребудет сердцах.

И, когда хоронить мое тело остылое станут

И вкруг могилы моей смертное пламя зажгут,

Вот двустишьем каким я дам тебе вечную почесть,

Славу тебе принесу, дева ученая, так:

«Урсула та, что стихи на латинском наречье писала

И одарила Муз щедро, покоится здесь».

10. Здесь сочинитель пишет о том, что разные люди рождены для разных занятий, меж тем как он рожден лишь для одной любви

Как направляют людей многообразными судьбами звезды,

В этой песне моей я собрался рассказать.

Тот, упорен,[461] свой плуг наточенный в почву внедряет

И под двойным ярмом гонит по полю волов.

Этот, Вакху служа, содержит лозы в порядке,

Дабы сосуд пустой сладким наполнить вином.

Тот, не таясь, ко дворцам вельмож и властителей рваться

Не перестанет, пока титул не дастся ему.

Есть и такой, кто судьбой влеком под водительство Марса

10 И раненье в бою рад как награду принять.

Некто богатства свои запирает в глубоких подвалах

И, изнуряя себя, пренебрегает едой —

Столь он склонен к деньгам, как я к любовным усладам,

Коль я в объятьях лежу, Урсула, нежных твоих.

Есть и другой, кто всю жизнь домогается званья поэта

И под прозваньем тройным славу мечтает обресть,

Он, который стиха одного сложить не способен,

Не разумеет, на чем зиждется мастерский слог,

Он, которого звать ни поэтом нельзя ни пророком,

20 Чья суетливая жизнь столь далека от искусств,

Чья околесица так звучит при чтенье для слуха,

Как урчанье в кишках иль неприличнейший звук.

Ни о божественном он толковать, ни о дольнем не может,

«Неуч-грамматик» — его люди зовут поделом.

Хоть бы он малость владел наречьями римлян и греков

И в философии толк хоть бы чуть-чуть понимал!

Все, что он пишет, — песок без извести, плевелы,