Вниз по реке к морю - Уолтер Мосли

Я сел в приемной за стол Эйжи, Уилла устроилась напротив. Она прекрасно выглядела, и я не мог не задаться вопросом почему. Была ли это попытка удостовериться, что я помогу ее случайному любовнику?

– Я прочла подробную статью о мистере Брауне в газете сегодня утром, – сказала она. – Я не знала о похищении его дочери.

– Потому-то он и затормозил это дело.

– Он позвонил и сказал, что хочет, чтобы я встретилась с Мэнни в понедельник днем.

– Этого хочу я, он просто выступил в роли глашатая.

Уилла улыбнулась моей шутке.

– Я попрошу вас стать гонцом в резервацию, – сообщил я.

– А что это значит?

– Скоро сюда придет человек. Он даст вам записку, и мы хотим, чтобы вы передали ее Мэну. В записке будет кое-что жизненно важное для этого дела.

– В каком смысле?

– Не могу вам на это ответить, потому что вам понадобится… как же адвокаты это называют? Ах да, правдоподобное отрицание. Просто передайте ему то, что вам даст мой друг.

– Там слишком тщательный обыск для подобной затеи.

– Мой друг всю жизнь занимается контрабандой.

– В тюрьмы?

Я кивнул, и в глазах у нее скользнула тень понимания.

– Я люблю его, – проговорила она; вместе с откровением с новой силой всколыхнулся страх. – Я не хочу навредить ему.

Я улыбнулся.

– Вас это забавляет? – поинтересовалась она, и голос прозвучал как у взрослой женщины, которой она когда-то станет.

– Перед нами человек, большинство соратников которого перебили, а сам он сидит и ожидает смертного приговора за убийство двух сотрудников полиции. Адвокат его предал. Судьи в суде уже шепчутся о том, что ему не жить. И вы всерьез думаете, что я могу ему чем-то навредить?

– А как же… как же его жена и ребенок?

– А что с ними?

– Разве их не стоит поставить в известность о ваших планах?

– Своими планами я не стану делиться ни с вами, ни с кем бы то ни было другим, однако если все сработает, то мистер Мэн сможет самостоятельно принимать решения.

Я видел, что она хочет задать еще много вопросов, но тут в дверь позвонили.

Я не стал даже смотреть в глазок.

Это был Мэл в бежевом костюме на черную рубашку.

Мы не сказали друг другу ни слова. Я проводил его к столу, и Уилла встала навстречу. Она была одновременно и восхищена, и напугана этим человеком. Он взглянул на нее, как мог бы глянуть разумный тигр сквозь решетку самоконтроля.

Мэл выдвинул стул и сел.

Как обычно поколебавшись, Уилла села тоже.

Эти несколько дней принесли мне уникальные ощущения. Как будто в каждой нервной клетке увеличили мощность, у каждого ощущения десятки значений – и все их я понимал и обращал на пользу дела.

– Ваша встреча будет короткой, – предупредил я, а потом повернулся к Уилле. – Мой друг передаст вам кое-что, и вы пронесете это в комнату для личных встреч с адвокатом. Передадите посылку ему и скажете, что это передал друг. Никаких имен не называйте. Ничего о нас не говорите, включая пол, упоминание о том, что мы знаем или не знаем, или о нашем расследовании. Он возьмет переданное и сам все решит.

– А что будет в записке? – спросила Уилла.

– Это должно остаться между нами и ним, – проговорил Мэл на диво мягким тоном. – Так всем будет безопаснее.

– Но когда навещаешь приговоренного к смертной казни, обыскивают до белья.

Мэл полез в карман и вынул маленькую коробочку с названием «Летний день». Это был популярный бренд женских гигиенических продуктов – упаковка из трех тампонов. Он протянул коробочку юной юристке, та взяла ее.

– Упаковка не вскрыта, цена выбита на дне, – пояснил он.

– Но у меня в понедельник не «женские дни».

– Значит вот-вот начнутся, – отрезал Мэл непререкаемым волчьим тоном.

– Просто передай это ему, – сказал я. – Записка внутри.

– Скажи ему, чтоб спрятал хорошенько, а открыл только тогда, когда вернется в камеру, – добавил Мэл. – Если все сделаешь как надо, шансы на спасение у него будут примерно пятьдесят на пятьдесят.

– Что это значит? – спросила она, глядя прямо в мертвые глаза моему другу.

– Если я скажу, мне придется тебя убить.

У нее затрепетали ноздри, и я удивился: уж не возбуждает ли ее невероятная мощь, сквозившая в этих словах?

– Хорошо, – сказала Уилла, обращаясь ко мне. – И это все?

– Все.

Когда она ушла, я достал бутылку выдержанного портвейна и разлил по бокалам.

– Ты думаешь, она сделает, как мы сказали? – спросил Мэл.

– Уверен. Он – ее любимый мужчина, а мы – его единственная надежда.

– Единственная, – согласился Мэл. – А что по поводу того места?

– Называется «Тричер Адмиттинг», на Мэйден-Лейн, в паре кварталов к востоку от Бродвея.

– Никогда не видел.

– У них нет рекламы. В основном их клиентура – богатенькие пациенты с Уолл-стрит, а еще у них сделка с полицией – бесплатное медицинское обслуживание взамен на определенную защиту, – я помедлил, потом спросил: – Так что там с порошком?

– Это так называемый дериват бактерии шигелла, – объяснил Мэл. – Бьет по аппендиксу, но обладает коротким жизненным циклом, хотя для нашей цели как раз достаточно.

– Ты не подумай, я не жалуюсь, – протянул я, – но скажи, как завзятый бандит, превратившийся в часовщика-самоучку, достал что-то подобное?

– Когда меня сажают, я первым делом стараюсь сделать так, чтобы попасть в тюрьму, где побольше русских. У них – самые организованные банды, у них есть связь с людьми вообще по всей Восточной Европе; и частенько у них есть выходы и на разведку. Эта отрава – прямая поставка из ныне закрытой лаборатории самого КГБ.

– Черт, – я был впечатлен. – Я дам тебе планы клиники. Охраны у них почти нет, ведь они рассчитывают на полицию, да еще на то, что никто чужой туда не зайдет. Из-за того что полицейских там много, мне придется оставаться в стороне как можно дольше.

– Это не проблема.

Мы допили вино, и я налил еще по бокалу.

Воскресное утро я провел в раздумьях о том, как же я так долго держал в узде свою преступную сторону. Такой ход мыслей в конце концов привел меня к осознанию, что я уже не скучаю по службе в полиции. Когда-то я был хорошим полицейским – в своем понимании, и именно за это меня едва не убили.

Я не был преступником, по крайней мере не совсем. Но сколь бы гибкими ни были рамки закона, они не прогнутся так далеко, как я намеревался зайти. Это было мне необходимо.