Остров Крым - Василий Аксенов

С другой стороны Татар от порта на бушующую молодежь,видимо, тоже наступали шеренги полиции, поблескивали в последних солнечныхлучах пластмассовые щиты.

– Что происходит? – полюбопытствовал Бакстер.

– Третье поколение островитян выясняетотношения, – улыбнулся Арсений Николаевич. – Насколько я понимаю, намитинг «яки» напали с двух сторон, очень справа и очень слева. «Молодая ВолчьяСотня», если не ошибаюсь, с одной стороны, и «Красный Фронт» с другой. Нашиофицианты, как видишь, на стороне «яки», потому что они и сами настоящие «яки».Между прочим, мой внук тоже стал активистом «яки». Не исключено, что и он тамбьется за идею новой нации.

– Недурно придумано, – сказал Бакстер. –Неплохая изюминка для всего этого вечера на набережной. Чувствую себя все лучшеи лучше.

– Ребята, однако, звереют не по дням, а почасам, – задумчиво проговорил Арсений Николаевич.

– Да ведь это повсюду, – проговорилБакстер. – В Лондоне дерутся и в Париже, я недавно сам видел на ЕлисейскихПолях. – Подражая «француженке», он взгромоздился на свой стул и посмотрелиз-под руки.

– Кажется, затихает, – сказал он через несколькоминут. – Идет на спад. Сгорела пара автомобилей, выбито несколько витрин.Вижу смеющиеся лица. Полиция оттесняет парней на пляж. Ну, началось – купание!Чудесно!

Он слез со стула и направился к «француженке». АрсенийНиколаевич глазам своим не верил. Старикан Бакстер, почти его ровесник, подошелк вытянувшейся на стуле молодой стройной даме и взял ее за локоть. Вполнебесцеремонно, черт возьми. Всегда все-таки были хамами эти американцы нашегопоколения. Подходит к утонченной изящной даме и берет ее за локоть, словнодевку. Вот сейчас он получит достойный афронт, вот посмеюсь над дубиной.

Таня спрыгнула со стула. Над ней возвышался шикарныйстарикан, морда красная, вся лучиками пошла, и нос как картофелина. Они сели застол. Таня вопросительно подняла брови. Старикан вынул из кармана записнуюкнижку крокодиловой кожи, потом старомодный, наполовину золотой «Монблан»,черкнул что-то в блокноте и, отечески улыбаясь, подвинул его Тане.

Она глянула: долларовый жучок, потом единичка с тремя нулямии вопросительный знак. Посмотрела в лицо старику. Голубенькие детские глазки.

– Сава? – спросил старик.

– Сава па, – сказала Таня, попросила «Монблан»,зачеркнула единицу и поставила над ней жирную трешку.

– Сава! – вскричал радостно хрыч.

Тогда она еще раз обвела «Монбланом» нули – для пущей важности– и встала.

– Куда предпочитаете? – спросил старик. –«Ореанда»? – он показал рукой на гостиницу. – Или яхта? – онпоказал рукой на порт.

– Ваша собственная яхта? – спросила Таня. Она былаочень спокойна и по-английски спросила почти правильно, и волосы небрежноотмахнула, аристократка секса, но внутри у нее все тряслось – ну и ну, ну, тыдаешь, Татьяна!

Бакстер уверил ее, что это его собственная яхта, на ней он иприбыл сюда, вполне комфортабельное плавучее местечко. Жестом он показалАрсению Николаевичу, что позвонит позже, взял под руку чудесную «француженку» иони пошли к порту по плитам набережной, на которых еще остались следы недавнейбитвы – клочки порванных лозунгов и маек, бейсбольные биты и разбитые бутылки.

Арсений Николаевич смотрел им вслед с чувством сильнойдосады, даже горечи. Давно уж за свою долгую жизнь, в которой чего только небыло, казалось, должен был избавиться от идеализации женщин, но вот оказываетсяи сейчас досадно, горько, да и противно, пожалуй, даже немного и противно, чтоэта женщина с таким милым лицом оказалась дешевкой, тут же пошла с незнакомымстариком, будет сейчас делать все, что развратный Бак ей предложит, а ведь напрофессионалку не похожа…

Огорченный и расстроенный, Арсений Николаевич оставил настолике деньги за «Учан-Су», пошел через площадь к паркингу, сел в свой старыйоткрытый «бентли» и поехал в Артек, где сейчас имела место «пятница уНессельроде».

Будет сенсация, невесело думал он, медленно снижаясь вкрайнем правом ряду в закатную темно-синюю бездну к подножию Аю-Дага, где вэтот час уже зажигались огни одного из самых старых аристократических поселковврэвакуантов. Лучников-старший на пятнице у Нессельроде! Он давно уже сталманкировать традиционными врэвакуантскими салонами, имитирующими «нормальнуюрусскую светскую жизнь». Давно уже, по крайней мере, пару десятилетий назадстала чувствоваться в этих «средах», «четвергах» и «пятницах» нестерпимаяфальшь: па Острове создавалось совсем иное общество, но в замкнутом миркеврэвакуантов все еще поддерживался стиль и дух серебряного века России. Его ужеи приглашать перестали, то есть нс напоминали, по обижались до сих пор – экий,мол, видите ли, международный европейский этот Лучников, гнушается русскойжизнью. Трудно было не стать космополитом на такой космополитической «плешке»,как Остров Крым, но находились, однако, «мастодонты», как их называл Андрей,которые умудрялись поддерживать в своих домах из поколения в поколениевыветривающийся дух России. Таким и был старый Нессельроде, член Вр. Гос. Думыот монархистов, совладелец оборонного комплекса заводов на Сиваше.

Вдруг этот Нессельроде стал названивать: что же вы, АрсенийНиколаевич? Как-то вы оторвались от нашего общества. Почему бы вам не заехатькак-нибудь на нашу «пятницу» в Артек? Были бы счастливы, если бы и АндрейАрсениевич вам сопутствовал… У нас сейчас, знаете ли, вокруг Лидочки группамолодежи, и ваш сын, так сказать, едва ли не кумир в их среде… Эти, знаете ли,новые идеи… не доведут они до хорошего нашу армию… но что поделаешь, и намотставать нельзя…

До сих пор мастодонты не говорили: «нашу страну» и даже «нашОстров», но только лишь пашу «русскую временно эвакуированную армию», нашу«базу эвакуации»…

Арсений Николаевич что-то мычал в ответ на эти приглашения,он и не думал ими воспользоваться, тем более, что островные сплетни донесли,что дамочки Нессельроде нацелились па холостяка Андрея.

И вот теперь вдруг сел в свой старый «бентли» имеланхолически поехал в Артек, признаваясь себе, что делает это из-за какого-тосмехотворного протеста перед современной аморальностью, когда циничный богачбез лишних слов покупает молодую изящную даму… Как все это пошло и гнусно…лучше уж хоть на минуту, хоть фиктивно, хоть фальшиво окунуться в век минувший…