Золотое царство - Виктория Князева

От долгих размышлений Вертодуба оторвала девица, подошедшая к столу с огромным подносом, заставленным всевозможными блюдами. Дымился в глиняном горшке густой борщ, заправленный сметаной, блестящими спинками посверкивала лежащая в миске форель. Рядом высилась целая гора пирожков, копченая горбуша лежала на деревянной дощечке. Девица осторожно поставила тяжелый поднос на стол, поклонилась гостям и умчалась за новыми кушаньями.

— Еда! — возопил кот и довольно заурчал, примериваясь к рыбке. Его тут же осадил Витомысл, которому почему-то вдруг взбрело в голову соблюсти все приличия.

— Погоди, — строго заявил он, — негоже эдак! Надо спервоначала дождаться, покуда на стол накроют, вина нальют или там кваса, а потом уже и за еду приниматься Понял?

— Не понял, — изумился кот, — чего тут накрывать? Вот же — полный стол!

— Негоже так, — повторил Витомысл, — коли уж мы в стороне чужой, давай не выступай.

— Ишь ты, — усмехнулся Вертодуб, — откуда это ты, брат, здешние законы знаешь? Не бывал же ты здесь, от куда ведомо?

— Оттуда, — туманно ответствовал Витомысл. — Наука есть эдакая. Этикет называется. Тут он в почете большом.

— Это что ж это за наука такая? — удивился Верто дуб. — Ты уж, коли такой умный, давай просвещай нас, неучей.

— Дурака учить — только портить, — отрезал Витомысл. — Чего тут учить? Вкратце ежели, то общий смысл таков — другому в рожу не плюй, вот тебе и будет счастье великое. Коли в дом пришел, хозяев уважь, даже если оно тебе и не по нутру будет. Так что, мужики, нечего тут выступать, меня только слушайте, и беды не будет.

— Из-за этой твоей етикетки нам теперь голодать надобно? — начал Баян, подпустив слезу в голос. — А я кот сирый да хворый, кожа да кости остались! Кушать хочу дюже, моченьки моей нет уже никакой, с утра до позднего вечера все в трудах да в заботах, страдания да лишения всего измучили, до погибели довели безвременной! Ой, то ли прочила мне моя матушка, такого ли хотела для своей ненаглядной детушки, для того ли ночей недосыпала, куска недоедала!

Пока кот жалостливо расписывал грустные перипетии своей жизни, девица уже два раза успела прибежать с подносом и выставить новые закуски и яства.

Когда на столе уже не осталось места из-за многочисленных мисок и мисочек, Баян оживился:

— Кушать уже можно?

— Нельзя, — строго сказал Витомысл, — погоди еще.

Баян только тяжко вздохнул. Наконец девица принес ла два маленьких садка с непонятными зверями в них и, поставив на стол, низко поклонилась:

— Кушайте на здоровье!

— Спасибо! — радостно заорал кот и набросился на форель. Ел он с таким аппетитом, что молодцы только переглянулись — эвон какая животинка прожорливая! Впрочем, долго любоваться котом никто не стал, все были слишком голодны, Вертодуб облюбовал толстый кусок копченого мяса и сосредоточенно его жевал, стрелок хлебал уху деревянной ложкой. Витомысл неторопливо поедал морошку с большого медного блюда и заедал ее пшеничным хлебом.

Спустя полчаса с ужином было покончено. До отвала наелись все, причем кот накушался так, что уснул прямо на лавке. В зубах у него был надежно зажат кусок вареного мяса из борща. Стрелок посмотрел на кота с неприязнью и отправился выспрашивать насчет ночлега. Оказалось, что переночевать можно тут же, наверху были небольшие горницы. Стоило это недорого, вместе с обильным ужином укладывались аккурат в сумму, пожертвованную котом. Обо всем стрелок договорился быстро, подошедший Вертодуб наказал еще разбудить завтра засветло. Девицы покивали, поулыбались и взялись проводить молодцев. Наверх вела винтовая лестница с медными перилами. Разбуженный Баян честно одолел восемь ступенек, после чего заявил, что дальше он не пойдет и, если его никто не возьмет на руки, спать будет прямо тут. Спорить с ним не хотелось никому, поэтому Витомысл просто закинул переевшего кота себе на плечо.

В горницах было светло от свечей, горящих в хрустальных подсвечниках. Три небольшие кровати стояли в ряд, на полулежали крашеные циновки. Вертодуб наказал девицам разбудить завтра засветло, те пожелали постояльцам спокойного сна и, поклонившись, отправились восвояси.

Молодцы, не раздеваясь, повалились на кровати и тут же уснули богатырским сном. Кота Витомысл плюхнул себе в ноги, и теперь Баян крепко спал, свернувшись клубком, оглашая горницу громким храпом.

Рано утром в дверь забарабанили.

— Вставайте, гости дорогие! — раздался оттуда зычный девичий голос. — Солнышко уж подымается!

— Встаем, — мигом откликнулся Вертодуб и подскочил на кровати, — братцы, утро уже!

Стрелок, потягиваясь и зевая, встал и поискал глаза ми, где бы умыться. На широком подоконнике стоял большой серебряный кувшин с водой, рядом с ним была небольшая шайка. Андрей кое-как полил себе на руки, на мочил лицо, фыркнул довольно и на этом счел умывание законченным. Вертодуб подошел к делу куда как основательнее — он не только умыл лицо и шею, но еще прополоскал рот, почистил и вымыл уши. Последним к шайке приплелся отчаянно зевающий Витомысл, неодобрительно посмотрел на кувшин, убедился, что вода в нем холодная, и тихонько отошел в сторонку. Вертодуб покачал головой, не одобряя такого разгильдяйства на действительной службе, но ничего не сказал.

— Завтракать будем? — равнодушно спросил стрелок. — А то когда еще придется…

— Я не хочу, — покачал головой Витомысл, — вчера так наелись — на неделю вперед хватит!

— А я хочу, — усмехнулся Вертодуб, — да и с собой чего-нибудь взять надобно.

— И я, и я хочу! — тут же подскочил кот, которому любое упоминание о еде служило лучшим стимулом для скорейшего пробуждения. — А я как же? Я проголодался, да!

— Мог бы и не говорить, — вздохнул стрелок, — и бет того знаем. Доброе утро, прожорливый ты наш!

— Доброе, доброе, — заурчал кот, косясь на входную дверь, — Так как там насчет покушать?

— Идем, — еще горше вздохнул Андрей. — Только сразу говорю: рассиживаться да чаевничать до полудня мы не будем. Ты-то можешь хоть цельный год тут проваландать ся, а у нас дело за морем есть. Ежели с нами до самого Ладеня дойти решил — будь добр, друг ситцевый, поскорее с кушаньями разобраться.

— Я мигом! — пообещал кот и бросился прочь из светелки.

Стрелок рассеянно посмотрел ему вслед и неспешно пошел вкушать утреннюю трапезу. За ним также медленно потянулись и остальные молодцы, совершенно невыспавшиеся и потому пребывающие не в лучшем расположении духа.

Спустившись по лестнице и оказавшись в горнице, так поразившей вчера своей чистогой, Андрей сразу заприметил Баяна, восседавшего за большим дубовым столом. Вокруг него суетились три девицы, непонятно по какому поводу разряженные в пух и прах. В ушах у них висели тяжелые серьги с самоцветными камнями, на белых лебединых шеях переливались ожерелья из горного хрусталя, а пальцы девушек были унизаны драгоценными перстнями.