Подвиги Слабачка - Алексей Артов

– Я, оставшихся из вас, непокушанных, посажу на паутину.

– А… ой… а… зачем? – забыв от удивления про страх, спросил кто-то из малышей.

– А затем, чтобы вы привязывали к моей паутине попавших в неё жучков и мотыльков! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Где-где, а здесь я слово держу! В этом деле я не обманщик! Сказал «съем» – значит: съем! Сказал: «в рабы», значит: в рабство! – последние слова были сказаны очень страшно: басом и с хрипом, протяжно и с нахальной улыбкой.

– Да кто бы сомневался! Ты честный враг! – крикнул Слабачок.

– Ага! Га-га-га-га! А теперь хватит мне с вами разговаривать, пора желудок порадовать. Ну, кто тут из вас самый смелый или не самый, или кто трусит, но совсем немножко или не немножко, подходите и я полакомлюсь. Меньше будете мучиться – от страха дрожать.

– Неужели ты к нам явился от голода безутешного, от положения безвыходного? Неужели нет причины посерьёзнее, позначительней?

– Есть такая причина, есть! Ничего от тебя, которого не разглядишь, не утаишь.

– Не томи, говори!

– Иду я к вам за камешком, тоже не ахти каким большим. Камнем вечного тепла прозывается.

– Хочу быть вечно здоровым, вечно молодым, хочу быть вечным! Ха-ха-ха-ха-ха!

– Не переживай, – отвечал Слабачок, – не понадобятся тебе ни рабы, ни камень! Даже нами, как едой, не успеть тебе насладиться!

– Угрожать мне, Горе Пауку, такому как ты, блохе микроскопной, меня только смешить на лет сто вперёд!

Многие-многие муравьишки-детишки стояли, дрожали, стучали ротиками и не двигались с места. (Сейчас у них не получалось бояться за других, а получалось, по старинке, бояться только за себя.)

– Так что ж! – раззадоривался Дрым-Брым. – Раз никто не хочет, чтобы я его съел, тогда я сам буду выбирать, кто тут из вас самый вкусненький! Ха-ха-ха-ха! А как полакомлюсь, кто-нибудь из оставшихся мне сам укажет, где камень, сам меня к камню и приведёт!

И он начал подходить всё ближе и ближе к толпе муравьёв.

Тут выступила вперёд муравьиха-мать.

– Прежде чем ты будешь есть моих детей, ты должен съесть сначала меня!

– А почему это я обязательно должен съесть сначала тебя? – нагло ответил-спросил Гпаук (или просто ГП).

– Потому что я не позволю тебе сделать своей пищей моих детей, пока я жива.

– Ты, которую мне и разглядеть-то трудно, ты не позволишь? Хорошо! Ты как раз и есть одна из тех смельчаков (из смельчачек, ха-ха-ха-ха!), которых я и хотел съесть в первую очередь. Наши желания, х-ха-ха-ха, совпадают! Я съем тебя сейчас.

И Гпаук пошёл приближаться к муравьихе-матери.

– Нет! Ты не сможешь никого съесть! – провозгласил-пробасил громогласно с башни Слабачок.

Дрым-Брым чуть не подпрыгнул от неожиданности, услышав снова бьющий по его перепонкам голос.

– А и ты? О! Это уже второй смельчак! Малова-то, но ладно, трусливенькими дообедаю. Прыгай прямо с башни на мой язык! Чем больше твоя смелость, тем сильнее мой аппетит! Я даже уже и не знаю, с кого начать свою трапезу, с вашей мамаши или с тебя! Хо-ха-хе-ха-ха!

Нападение жертв

И тут все, и даже сам Дрым-Брым, вздрогнули от неожиданных и неимоверных криков и визгов страха: «А-а! Спасите! Карау-ул! Аааа! Помогите! Страшноо!» Это закричали-завизжали все лопающиеся от страха муравьи и муравьишки. Крича, одни из них, бросились в разные стороны, убегая подальше назад или прячась в ямках и пещерках. Другие, чтобы убежать далеко-далеко от места битвы, пытались пробежать под ГП. А самые трусливые пошли взбираться на самого Дрым-Брыма, прося у него защиты, прощения, снисхожденья и пощады.

Разбойник Дрым-Брым увидел, что на него надвигаются, попискивая, какие-то маленькие точки. Он сначала обрадовался, что еда сама бежит к нему. Но оказалось, что эти точки такие нахальные, что решили на него напасть, что они уже по нему карабкаются и вдобавок ещё и щекочут! Такого нахальства Дрым-Брым снести никак не мог. Сначала он со всей силы не раз выдыхает из себя весь воздух, отчего бежащие и стоящие на земле муравьишки уносились его ветром. Потом он пытается стряхивать с себя насевших на него муравьишек, высоко поднимая и с силой опуская каждую огромную лапу. И когда муравьишки падали, он стал вдыхать – втягивать в себя воздух и затягивать им в своё брюхо падающих бедняжек. А кто в брюхо не попадал, падали, и многие уже не двигались. А тех, на кого чудовище наступал, вообще больше никто не видел.

В эти страшные минуты побежал Слабачок за слабыми, чтобы спасти хоть кого-то. Смотрел он на лапы паука и смотрел, какую лапу тот поднимает и рвался туда, куда он лапу опускал. Выталкивал Слабачок муравьишек как раз с того места, куда лапа гиганта злодея опускалась. И многих спас.

Вдруг видит он Кукляшку, которую принесло сюда течение трусишек, и совсем запутавшуюся, куда идти не знающую, по всем сторонам невидящим и растерянным взглядом смотрящую.

Разбежался Слабачок, схватил Кукляшку и убежал с ней из-под опускающейся лапы. Раздался грохот топота одной лапы за ними! Грохот устрашающий! Грохот ужасающий! Пыль поднялась, всех в себе попрятала!

Выбежал Слабачок из тучи пыли. Тут только Кукляшка его и увидела, тут только и поняла, что здесь содеялось:

– Это ты, Слабачок? – спросила она, не успев ещё перевести дух.

– Это я.

– Опять ты там, где тебя не должно было быть?

– Опять.

– Опять ты толкаешься!

– Опять.

– Опять… ты меня спас?!

– Спас.

– И других спасёшь.

Слабачок не успел ответить.

– Спасешь. Я знала. Я говорила.

– Кто-то должен, – ответил Слабачок. – А теперь беги.

– Куда?

– Подальше. И больше возьми с собой мордашек. Так ты больше спасёшь, – сказал, повернулся и скрылся в туче не осевшей ещё пыли.

Но многие всё-таки вскарабкались на Дрым-Брыма. А пока они на него карабкались, они видели, как погибали их товарищи. Тогда в них пропала трусость и появился за других страх. А вместе с ним обуяла смелость их. Заторопились они Дрым-Брыма кусать. Дрым-Брым поёживался, но ничего поделать не мог. Не доставали его лапы до его собственной шеи, собственного брюха и спины.

Тут взлетели крылатые муравьи и набросились на Дрым-Брыма со всех сторон. А снизу целое море муравьёв накинулось. Злодей замахал во все стороны своими лапами и хватал, и топтал, и вдыхал, и поедал муравьёв.

– Помоги им, – попросила муравьиха-мать Слабачка. – Всё равно, из нас только ты и сможешь одолеть злодея.

Сражение с башней

А Дрым-Брым, освирепев, вдруг забыл о кусавших его муравьишках. Он как раз решил сначала расправиться с сильнейшим из этих слабых. Подошел он к башне, поднял свою мохнатую лапу и ударил ею по башне изо всех сил. И как тут взвоет он от неожиданной и ужасной боли. Напоролся Гпаук на твёрдость и остроту камней башни, как на меч богатырский, как на лезвие его острое, и отрезалась часть лапы у него.