Дети смотрителей слонов - Питер Хег

Тут ему подают большой бутерброд и пиво, а потом Рикард воспевает Королевскую Новую площадь, и вот Тильте ставит перед ним компьютер.

Рикард почти сразу узнаёт помещение.

— Это же старая церковь замка, — говорит он. — Я там скоро буду выступать.

Тильте прокручивает запись. На экране ночь. В помещении появляются четыре человека.

— Надо же, люди, — замечает граф. — Что они там делают ночью?

— Прислушайся к голосам, — говорит Тильте.

Она делает громче.

«Похоже, тут мыши», — говорит запыхавшаяся женщина.

Рикард качает головой. Он ничего не понимает.

Тильте снова включает запись. Теперь, когда я уже посмотрел её несколько раз, я могу разглядеть четы- ре фигуры в тот момент, когда они входят в помещение.

«Исключено. Это были крысы».

Что-то привлекло внимание Рикарда. Мы смотрим дальше.

«Извините. Я растрогался. Играл здесь ребёнком…»

Рикард делает знак. Тильте останавливает запись. Рикард поворачивает компьютер, так чтобы на экран не падал свет.

— Тьфу ты, пропасть, — говорит он. — Это же Чёрный Хенрик. Что он делает в старой церкви?

Тильте касается его руки.

— Рикард, — спрашивает она. — Почему «Чёрный Хенрик»? Он ведь светловолосый.

Взгляд Рикарда становится отсутствующим.

— Это из-за перчаток, — объясняет он. — Они были чёрные.

Мы сидим за столом, Рикард пытается собраться с мыслями, грибы гномиков эту задачу ему не облегчают. Я смотрю на Королевскую Новую площадь. Красный двухэтажный автобус по-прежнему пребывает в одиночестве — такая судьба уготована многим из нас. Жёлтые городские автобусы, напротив, всеобщие любимцы. Среди припаркованных машин стоит чёрный автомобиль-фургон с затемнёнными стёклами. И буквы на номере — ТХ, а за ними следуют цифры 5017.

Конечно же, это случайность. Мы живём в свободной стране. Сначала эта машина стояла на Николай-плас, теперь она стоит здесь. И тем не менее это случайность, на которую нельзя не обратить внимание.

— Это было больше двадцати лет назад, — говорит граф Рикард, — у нас была компания — мальчишки и девчонки, все жили поблизости от замка Фильтхой. Я, естественно, был среди них главным. Это было золотое детство, но годы идут — и вдруг оказывается, что нас разбросало по свету, кого куда, кто-то женился, кто-то в тюрьме, кто-то побывал в закрытом учреждении для подростков пли на перевоспитании, а кто-то на принудительном психиатрическом лечении. Хенрик вносил свежую струю в наше сообщество. В то время его звали «Святой Хенрик», его родители были очень верующими людьми. Потом мы не виделись лет десять. И тут я приезжаю на Рождество домой, а в замке в это время появились крысы. Просто нашествие какое-то. Позвонили в компанию, которая занимается уничтожением вредителей. И кто приезжает? Хенрик! Душевно так встретились. Оказывается, у него своя фирма. Целая армия сотрудников. Но раз он играл тут в детстве, а теперь тут завелись крысы, он решил сам взяться за дело. Ностальгию почувствовал. Тогда я вытаскиваю стул на улицу, ставлю его между сарайчиками и раскуриваю сигару, чтобы сидеть и наслаждаться созерцанием старого товарища за работой. Хенрик не спеша обходит весь двор, а двор у нас не маленький, пятьдесят на пятьдесят метров. У Хенрика с собой чемоданчик с резиновыми пробками разных размеров, похожими на те, которыми затыкают пробирки в лабораториях. Всякий раз, когда он обнаруживает в фундаменте дырку, он достаёт подходящую по размеру пробку и затыкает её. Он находит с полсотни дыр, это занимает около часа. Обходит дом только один раз, но я не сомневаюсь, что он нашёл все отверстия. Одно он не затыкает. В него он вставляет газовый патрон — такой, какими раньше травили кротов, теперь это запрещено. Что я приветствую. Нельзя так относиться к животным. Он поджигает патрон, переходит через двор и встаёт на колени перед другим отверстием. Потом надевает перчатки — тонкие чёрные резиновые перчатки, чтобы удобнее было работать. И вынимает пробку из дырки. Проходит примерно минута. и выходит первая крыса. Хенрик хватает её, движения его спокойные, но быстрые, он ломает ей шею. То же самое он делает со следующей. И ещё с одной. И ещё. Мёртвых он складывает в кучу рядом с собой. Куча всё растёт и растёт. Сначала крысы не торопятся. Но потом выскакивают одна за другой. И тем не менее ни одной не удаётся ускользнуть от него. И ни одна не успевает его укусить. В конце концов, в куче оказывается сто двадцать восемь крыс. Мы попросили слуг пересчитать их, прежде чем сжечь. Потом Хенрик поднимается на ноги. Снимает перчатки. И произносит короткую молитву. Никак не могу забыть это зрелище. Светлые волосы, сложенные руки. Молитва. И груда дохлых крыс.

Рикард побывал в своём счастливом детстве. Теперь он снова вернулся в «Англетер».

— С тех пор я видел его только раз. У одного из моих постоянных поставщиков. Наверное, он что-то вовремя не оплатил, поставщик, я имею в виду. Вот почему у него и появился Хенрик. Я забрался под диван, так что он меня не видел. Он тогда уже занимался выколачиванием денег из должников. Работал по всему Копенгагену, на рокеров, на иммигрантские общины, на польскую мафию, на датские компании. Никакой вам мелочности, всего вдоволь, великодушие и никаких предрассудков. Мой поставщик расплатился на месте. Он был бледен, как смерть.

Рикард показывает пальцем на застывшую на экране картинку.

— Это он. Какой голос! Мог бы быть певцом, достойное занятие, кто знает, может, даже мог бы петь со мной вторым голосом. Но что он делает в церкви замка? Как-то удивительно, что он собирается участвовать в конференции.

— Нам, дорогой Рикард, — говорит Тильте, — тоже так кажется.

Мы встаём. Я не свожу глаз с сигары графа. Он следит за моим взглядом.

— Питер. — говорит он, — ты же помнишь, что я тебе обещал, если ты пока воздержишься от курения? Познакомить тебя с разными прелестями жизни в день твоего восемнадцатилетия.

— Бант от сигары, — говорю я. — можно мне его?

Все смотрят на меня. Я осторожно снимаю с сигары красно-золотой ободок. Чувствую некоторое удивление сидящих за столом. Они думают, наверное, Питер слишком перенапрягся и от этого пришёл в состояние, которое мистики называют «астральным возвращением», то есть внезапно впал в детство и в возрасте четырнадцати лет стал коллекционировать всё, что блестит.

Я ничего им не объясняю. Лишь загадочно смотрю на них из-под своих длинных, пушистых ресниц.

♥

Мы идём к выходу, я задерживаюсь у стойки администратора. На стене в рамках висят фотографии с подписями знаменитостей, останавливавшихся в гостинице. Я узнаю Кройфа, Пеле, Марадону. И ещё узнаю Конни. Она, улыбаясь, смотрит с большой фотографии, в нижнем углу которой она написала: «С благодарностью администрации и персоналу за две прекрасные недели».

Если смотреть на хорошую фотографию, всегда чувствуешь присутствие того, кто сфотографирован. А нынешняя слава Конни объясняется её способностью казаться совершенно реальной. Так что мало мне всех моих бед и огорчений — теперь я стою перед стойкой администратора в гостинице «Англетер», и моё и так уже разбитое сердце ещё и растерзано, если можно так выразиться.