Мила Рудик и Магический Синод - Алека Вольских

— Не понимаю, как он мог быть другом Многолика! Не понимаю, как они могли напасть на того, кто слабее их! Ну ладно Многолик, но профессор Безродный!

— Он изменился, — повторила Мила.

Но Ромка, кажется, не слышал ее, поскольку был слишком разозлен и обижен, как будто Гурий предал его лично.

— Они ничем не отличались от Лютова с его компанией, — хмуро заявил он. — Ничем не лучше! Самодовольные и наглые первородные!

— Ром, — терпеливо продолжала Мила, — Гурий приехал помочь Владыке противостоять Многолику. Я тебе уже говорила. Ты сам вчера слышал, как Велемир об этом сказал.

Ромка какое-то время смотрел на нее недовольным взглядом потемневших от негодования синих глаз, потом вдруг повернулся к Белке.

— Белка! — громко позвал он.

Та вздрогнула и, часто моргая, уставилась на Лапшина.

— А ты что об этом думаешь? — спросил Ромка, угрюмо и требовательно глядя на нее в ожидании ответа.

— О чем? — растерялась Белка.

Лапшин возмущенно покачал головой.

— О профессоре Безродном. О том, что они с отцом Квита сделали.

Белка пожала плечами, возвращаясь к рисованию.

— Мила же сказала, что профессор раскаялся в своем поступке. Он же неплохой, ты же знаешь, — водя карандашом по бумаге, сказала она.

— Ничего я не знаю, — сощурил глаза Ромка. — Я теперь не знаю, какой он. Раньше никогда бы и не подумал о нем… что он мог так…

Ромка замолчал и с хмурым видом вновь уткнулся в газету. Белка опять пожала плечами.

— А кстати, почему у его сестры другая фамилия? — спросила она. — Они же были близнецами.

Мила кинула в рот то, что осталось от булки, и потерла ладони друг о друга, очищая руки от крошек.

— Он изменил фамилию.

Ромка многозначительно хмыкнул, не поднимая взгляда от газетных страниц.

— Не из-за того, о чем ты подумал, — ответила на это Мила.

— Из-за чего же? — язвительным тоном поинтересовался Ромка.

— Не хотел больше быть таким, как раньше, — самодовольным и наглым первородным, — резким тоном произнесла Мила, намеренно повторив сказанные только что слова друга; ее начинало злить упорство, с которым Лапшин изливал свое негативное отношение к Гурию. — Поэтому он отказался от фамилии своих родителей и стал Безродным.

В этот раз Ромка промолчал.

— Значит, раньше его звали Гурий Мартьян? — уточнила Белка, старательно штрихуя что-то на портрете.

— Видимо, да, — пожала плечами Мила. Заметив, что Ромка по-прежнему увлечен чтением газеты, спросила: — О чем еще пишут?

— В Гвоздичном тупике кто-то загрыз двоих человек, — ответил Ромка. — Уже второй случай за последние три месяца. Милиция Троллинбурга ищет виновных, а Общественная палата грозит общине оборотней выселением из Троллинбурга, если нападения будут продолжаться.

— Какой ужас! — забыв о рисовании, воскликнула Белка.

— Во-во, — поддержала Мила. — А Розыскная палата, вместо того чтобы навести порядок в городе, в полном составе сочиняет обвинения в мой адрес.

Ромка поднял голову.

— Дворня и Востроух?

Мила кивнула.

— Мне тоже показалось, что они оба из кожи вон лезли, чтобы угодить Обвинению, — сказал Ромка. — Особенно Дворня этот.

Мила, покачав головой, поправила:

— Не Обвинению — Мстиславу.

Обеденный перерыв подходил к концу. Посидев еще минут пять, ребята начали собираться на урок. После обеда у всех троих было искусство метаморфоз. Профессора Лучезарного Мила почти не слушала и за темой занятия не следила — ее мысли занимали более важные вещи. По окончании урока, когда друзья вышли из кабинета метаморфоз, Мила сказала им:

— Мне нужно зайти к Владыке. Если у вас дела, то можете не ждать меня.

Ромка удивленно изогнул бровь.

— А зачем тебе к Владыке?

Мила огляделась по сторонам, чтобы увериться, что рядом нет посторонних ушей.

— Хочу рассказать о своих подозрениях насчет Мстислава.

— Я тоже считаю, что тебе надо это сделать, — сказала Белка. — Пойду с тобой. Ну… к Велемиру заходить не буду, в коридоре подожду.

Мила посмотрела на Ромку, тот с озабоченным видом глянул в окно — друзья как раз проходили мимо одного из них, — потом повернулся к Миле:

— Расскажешь мне вечером?

Она кивнула.

— Куда я денусь?

— Тогда я пойду — Яна ждет.

С этими словами Ромка махнул рукой, свернул на лестницу и побежал по ступеням вниз. А Мила с Белкой направились в сторону башни Мироздания, где находился кабинет директора.

Оставив Белку внизу, Мила поднялась по винтовой лестнице в башню. Двери не было — лестница вела прямо в кабинет Владыки. Однако Мила ничуть не сомневалась, что вместо замков и запоров здесь все охраняет магия.

В кабинете директора Мила прежде не была и знала о нем только то, что ей рассказывал Ромка, которого год назад водил на ковер к директору Гурий. Но, несмотря на эти рассказы, увиденное все равно ее удивило.

Башня Мироздания не уступала по размерам башне Геродота, где помещался целый класс истории магии, но при этом в первый же момент Миле показалось, что здесь почти нет свободного места. Довольно быстро она сообразила, из-за чего возникает такое ощущение.

Посреди комнаты прямо из пола росло дерево, упираясь верхушкой в потолок. Оно было похоже на дуб, но нижние ветви росли из ствола сразу над полом, и в первый момент это сбило Милу с толку. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что перед ней всего лишь верхушка дуба — того самого дуба, из-за которого обеденный зал именовался Дубовым!

Надо же, а она никогда и не задумывалась над тем, что замок Думгрот построен вокруг дерева, хотя и ходила мимо него бесчисленное количество раз изо дня в день.

Кинув взгляд вокруг, Мила обратила внимание на огромное количество извилистых стеллажей с книгами. Ряды с полками причудливо изгибались волнистыми линиями, образуя в кабинете некое подобие лабиринта.

— Верно-верно, — послышался вдруг знакомый голос с той стороны дуба. — Это и есть лабиринт. Лабиринт, ведущий в мир книг.

Наверное, Мила даже не заметила, как произнесла свою мысль вслух, раз ее услышали. Обойдя дерево, она увидела стоящего на складной стремянке Владыку. Он искал что-то на книжных полках, стоя спиной к Миле.

— В таком лабиринте можно бродить бесконечно, — продолжал Владыка, обращаясь к своей посетительнице, но по-прежнему не оборачиваясь. — Лабиринт, в котором многие бы согласились заблудиться, а некоторые, заблудившись, никогда не захотели бы уходить из него.