Юрий Трифонов - Семен Экштут

Действие романа «Старик», как и действие повести «Дом на набережной», начинается жарким и удушливым летом 1972 года[325]. Это совпадение вряд ли было случайным. «Дом на набережной» — это хроника преуспеяния никакого Глебова, история жизни идеального советского человека. Он ухитрился прожить жизнь и преуспеть в ней, плывя по течению и не вступая в конфликт ни с кем. «Старик» — это история жизни людей не идеальных, хотя и вполне советских. Юрий Трифонов в очередной раз «дочерпывает» тему. В «Доме на набережной» нет ни одного персонажа, за исключением Сони, вызывающего наше сочувствие и сострадание. Этих людей не пощадило время, но их не жалеем и мы. Иное дело герои «Старика». Все они вызывают и наше сочувствие, и наше сострадание.

Роман «Старик» — это история трагической и неразделённой любви Паши Летунова к Асе Игумновой. Они были соседями, жили на Пятнадцатой линии Васильевского острова в Петербурге, вместе учились. Паша и Ася были ровесниками века. Асе было 14 лет, когда началась Первая мировая война, и 18 лет, когда началась Гражданская. Паша родился на несколько месяцев позже Аси, он был почти её ровесником, и это «почти» мучило его всю жизнь. Ему казалось, что ещё со школьных лет Ася смотрит на него слегка свысока, как на маленького. Первый раз Ася вышла замуж за своего двоюродного брата Володю, жившего в их семье. Это произошло вскоре после революции, которая смела со своего пути многое, в том числе прежнее законодательство. До революции для заключения брака между двоюродным братом и сестрой требовалось получить разрешение Святейшего синода. Революция одним ударом покончила с подобными условностями — и этот брак стал возможен. Через несколько дней после Октябрьского переворота, который в момент совершения никто ещё не называл революцией, Ася и Володя, с большим трудом достав билет на поезд, покинули Северную столицу и отправились на юг. Володя погиб в Гражданскую, а чудом оставшаяся в живых Ася стала женой Сергея Кирилловича Мигулина. Всю свою долгую жизнь Летунов самозабвенно любил Асю, но судьба распорядилась так, что Ася постоянно ускользала от него. Если бы не революция, то Ася никогда бы не стала женой своего двоюродного брата. Если бы в стране не началась Гражданская война, то траектория жизни рафинированной петербургской барышни никогда не пересеклась с траекторией жизни войскового старшины (подполковника казачьих войск) Мигулина. Казачий офицер Мигулин воевал на стороне красных и был одним из создателей Красной армии.

Глядя на события тех давних лет из 1972 года, Павел Евграфович приходит к выводу, что Ася и Володя, против собственной воли втянутые в водоворот событий русской Смуты, оказались в Красной армии случайно. «Как попали к Мигулину? Всё тот же случай, поток, зацепило, поволокло. Ведь тогда, в ноябре, когда он и Ася бежали из голодного Питера, и мысли не было у обоих сражаться за революцию. Повернуло их время, загребло в быстроток, понесло…»[326] А к большевикам Володя примкнул внезапно, «изумившись идее». Время разломило семью Игумновых надвое. Алексей, Асин старший брат, воевал на стороне корниловцев и был убит. Мать Аси после гибели Алексея прокляла Асю и Володю. А сама вместе со старшей дочерью Варей и её мужем эмигрировала в Болгарию, а затем все они перебрались во Францию.

Да и у самого Паши Летунова его путь в Красную армию не был жёстко предопределён и в значительной степени стал делом случая. Само это слово «случай» упоминается в романе восемнадцать раз! Хотя Шура, родной брат матери Паши Летунова, был профессиональным революционером и каторжанином, колея жизни самого Паши могла быть иной, никак не связанной с участием в Гражданской войне на стороне красных. Всё могло сложиться иначе.

«Вот этого не понимаю: чёрные да белые, мракобесы да ангелы. И никого посередке. А посерёдке-то все. И от мрака, и от бесов, и от ангелов в каждом… Кто я такой в августе семнадцатого? Сейчас вспоминая, не могу ни понять, ни представить себе отчётливо. Конечно, и мать, и дядя Шура, и какие-то новые друзья… Общий хмель… Но ведь достаточно было в январе, когда умерла мама, тронуться чуть в сторону, куда звал отец, или ещё куда-то, куда приглашали старики Пригоды, или, может быть, позвала бы с собой Ася, не знаю, кем бы я был теперь. Ничтожная малость, подобно лёгкому повороту стрелки, бросает локомотив с одного пути на другой, и вместо Ростова вы попадаете в Варшаву. Я был мальчишка, опьянённый могучим временем. Нет, не хочу врать, как другие старики, путь подсказан потоком — радостно быть в потоке — и случаем, и чутьём, но вовсе не суровой математической волей. Пусть не врут! С каждым могло быть иначе»[327].

Хотя с каждым могло сложиться иначе, однако не каждый мог похвастаться бескорыстием, свойственным Павлу Евграфовичу Летунову. Для него участие в революции и Гражданской войне было служением идее. Он не стремился ни к власти, ни к славе. Волею судеб юный Паша Летунов оказался вовлечён в клубок интриг, направленных против командира казачьего корпуса Мигулина, не просто воевавшего на стороне красных, но бывшего одним из создателей Красной армии и ставшего одним из наиболее победоносных военачальников Гражданской войны. Ася Игумнова, служившая в его штабе машинисткой и печатавшая его воззвания, стала после гибели Володи женой Сергея Кирилловича и родила от него сына.

У Мигулина было обострённое стихийное чувство справедливости, которое неминуемо приводило его к конфликту с властью, вне зависимости от того, была ли эта власть царская или советская. Казачий офицер Мигулин ещё во время Первой русской революции 1905 года отказался выполнять полицейские обязанности, за что поплатился арестом, лишением офицерского звания и увольнением из армии. Начавшаяся Первая мировая война вернула ему чин. Мигулин заслужил новые боевые отличия и стал заметной фигурой в казачьем сословии, чему в немалой степени способствовало его умение выступать на митингах и увлекать толпу за собой. Он был настоящим самородком, обладавшим не только полководческим даром, но и колоссальной интуицией, которая, однако, была абсолютно лишена чувства самосохранения.

Чутье подсказывало Мигулину, что проводимая большевиками политика военного коммунизма, сопровождавшаяся принудительным изъятием у крестьян и казаков излишков хлеба, является чудовищно несправедливой. Активно противодействовал он и так называемому расказачиванию, которое жестоко проводилось на Дону по указке из Москвы. Сергей Кириллович Мигулин был трагически одинок. Белые нарекли его «Иудой донской земли» и жестоко расправились с его семьёй. Красные ему не доверяли, считая скрытым и хорошо замаскировавшимся донским сепаратистом, примкнувшим к революции из честолюбия. Председатель Реввоенсовета Троцкий считал его чуждым элементом. Положение Сергея Кирилловича осложнялось тем, что товарищи по оружию болезненно завидовали его громкой славе. Его трагический конец был предопределён. По надуманному обвинению, санкционированному Москвой, командир корпуса Мигулин был объявлен вне закона, арестован и отдан под суд, приговоривший его к расстрелу. Паша Летунов был назначен секретарём этого суда. Но, исходя из политических соображений, центральная власть отменила смертный приговор и помиловала Мигулина, ограничившись его разжалованием и удалением с Дона. Обострение обстановки на фронтах заставило власть вновь обратиться к победоносному военачальнику. Мигулин вновь получил видный военный пост, отличился при разгроме Врангеля и взятии Перекопа, за что наряду с орденом Красного Знамени был удостоен Почётного революционного оружия — это была высшая полководческая награда времён Гражданской войны[328]. В феврале 1921 года назначенный на почётную должность главного инспектора кавалерии Красной армии, направлявшийся в Москву Мигулин сделал крюк и заехал в родную станицу. Станичники стали жаловаться военачальнику на несправедливости, чинимые продотрядами. Это было за несколько месяцев до отмены продразвёрстки и замены её продналогом. Мигулин, никогда и никого не боявшийся, пригрозил местным властям, что в Москве пойдёт к самому Ленину и расскажет о творящихся на Дону злодействах. На третий день пребывания в родной станице Мигулин был арестован местными властями, облыжно обвинившими командира корпуса в том, что он сознательно прибыл на Дон, намереваясь возглавить контрреволюционное восстание казаков против советской власти. Арест закончился смертью Сергея Кирилловича. У этого литературного героя было два реальных прототипа — это Борис Мокеевич Думенко и Филипп Кузьмич Миронов. И тот и другой были героями Гражданской войны. Думенко был расстрелян по обвинению в убийстве комиссара, Миронов был арестован на Дону, доставлен в Москву и якобы по приказу Троцкого убит часовым во время прогулки в Бутырской тюрьме, его смертный приговор был оформлен задним числом. В годы оттепели и Думенко, и Миронов были посмертно реабилитированы. Однако активное противодействие маршала Будённого привело к тому, что имена этих военачальников находились под негласным запретом.