Брачная ошибка - Дженнифер Пробст

Страх.

Его сердце больше не принадлежало ему. Так вот, значит, что Карина чувствовала все эти годы. Муку, и страх, и радость постоянного стремления быть рядом с тем, кого любишь. Он готов отдать за нее жизнь, но решать не ему. Вот она, лежит рядом, ее тело отдано ему, но душа все еще очень, очень далеко.

– О чем ты думаешь? – прошептал он.

Карина взяла его за руку и прижалась губами к его ладони.

– О том, как много ты для меня значишь. Каждый раз, когда ты входил в дверь вместе с Майклом, я думала, каково это – быть женщиной, которую ты любишь. Заниматься с тобой любовью. Я смотрела, как твои женщины сменяют одна другую, и молилась, чтобы настала и моя очередь. А теперь вот она, настала, а мне страшно.

Макс перевернул ее на другой бок, чтобы посмотреть ей в лицо. В шоколадно-карих глазах были печаль и беззащитность, и это разрывало ему сердце.

– Я люблю тебя. Дело не в том, что я хочу, чтобы все было как полагается, и не хочу походить на своего отца. Я хочу прожить всю жизнь с тобой и никогда не соглашусь ни на какую другую женщину.

Карина не шевельнулась. Никак не отозвалась на его слова. Ее темные вьющиеся волосы упали за спину, открыв упрямую линию подбородка, полные щеки и крупный нос. Сильная, красивая, безупречная. Его охватила такая паника, что кровь зашумела в ушах.

– Карина, послушай меня, пожалуйста. Я всегда думал, что недостаточно хорош для тебя. Тут и мой возраст, и наши семьи, и то, кем я себя считал… Теперь я вижу: я готов каждый день до конца жизни делать все, чтобы ты была счастлива. Чтобы стать достойным тебя.

– Я тоже этого хочу, Макс. Но я…

– Что?

Ее молчание пугало, разрушало его надежду на их счастье. Что еще он может дать ей? Чего ей еще желать? Макс всмотрелся в ее лицо и внимательно заглянул в глаза.

И все понял.

– Ты мне не веришь.

Карина вздрогнула, как от боли:

– Я хочу тебе верить. Я даже думаю, на этот раз ты сам веришь в то, что говоришь. Но я все время буду ждать беды. Я боюсь, что без конца буду думать, почему ты выбрал меня. Я смотрю на тебя, и сердце мое делается большим-большим, и я не могу справиться с эмоциями. Мне все кажется, что мне опять шестнадцать лет и я все надеюсь угодить тебе или заслужить твою улыбку.

Холод пробрался ему под кожу. Выходит, дело не только в нем. Дело в ее собственных комплексах, в том, что она никогда не чувствует себя достаточно хорошей. Сможет ли он так жить? Без конца убеждать ее, бояться, что она уйдет из-за этой своей неуверенности? Dio, да как же быть? Неужели она не видит, какая она особенная? Что это он ее не стоит?

– Мы с тобой уже не дети, Карина. Не пора ли тебе это понять и увидеть то, что другие видят в тебе? – Правда вдруг со всей ясностью встала перед ним, и он сел на кровати. – Но ты тоже права. Мне нужно, чтобы ты шла мне навстречу. Мне нужна женщина, которая верит в мою любовь к ней, которая всегда будет рядом и не побоится, что я куда-то исчезну. Сильная и храбрая. – Макс сжал зубы и решился: – В тебе все это есть, любовь моя. И даже больше. Но пока ты сама в это не поверишь, у нас ничего не выйдет.

– Знаю. – Голос у Карины дрогнул. Одним грациозным движением она поднялась с кровати и встала перед ним, обнаженная. Решимость сверкала в темных глазах, и еще в них была тень печали, которая пронзила ему сердце. – Поэтому я и не могу быть с тобой сейчас. Я должна убедиться, что сама что-то собой представляю, прежде чем рискну попробовать снова. Мне очень жаль, Макс. Но я ухожу.

Он лежал один в спальне и неподвижно смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Лежал и думал, сможет ли он опять когда-нибудь чувствовать себя по-настоящему живым. Лежал и думал, что же будет дальше.

Держа одной рукой маленького Итана, Алекса уселась на канареечно-желтый футон. С нежностью обвела взглядом квартиру.

– Даже не верится, как время летит, – заметила она. Футболка с гордой надписью «БУККРЕЙЗИ БЕБИ МАМА» обтягивала ее огромный живот. – Знала бы ты, сколько вина было выпито в этой квартире.

Мэгги кормила Люка и качала на руках.

– Или сколько свиданий закончилось для Алексы катастрофой, – фыркнула она. – Без вина тут было никак не обойтись.

Девушки засмеялись, и Карина поправила холст, над которым работала.

– Ну, у меня большое преимущество. Мои пятничные вечера – это слезливые фильмы про любовь и бутылка красного.

– Зря ты не приходишь к нам ужинать по пятницам, Карина, – сказала Алекса. – Макс все равно еле держится в рамках приличия. С тех пор как ты от него ушла, Майкл говорит, он ходит по офису мрачнее тучи, нагоняет на всех страху и все сидит в своем огромном доме один, как какая-нибудь мисс Хевишем.

– Нет, мне так лучше, – покачала головой Карина. – У меня еще столько работы. – Она посмотрела на картину, стоявшую перед ней, – последнюю в серии – и сдержала слезы. – Но я по нему скучаю.

– Знаю, милая, – вздохнула Мэгги. – Но, по-моему, ты правильно поступила. Ты всю жизнь убивалась по Максу и всегда думала только о том, что можешь сделать для него. А брак – это улица с двусторонним движением. Ты должна научиться быть сильной одна, прежде чем сможешь быть сильной рядом с кем-то другим.

Алекса изумленно посмотрела на подругу:

– Вот это мудро, черт возьми!

– Спасибо, – усмехнулась Мэгги. – Специально тренировалась, в материнстве без этого никуда.

– В общем, я тебе говорила, что ищу постоянного партнера для «БукКрейзи», – сказала Алекса. – Ты подошла бы идеально, иначе остается только Мэгги, а она мне всех клиентов распугает. Я уже связалась с адвокатом. Как только ты решишь, можем составить контракт.

В животе у Карины екнуло от радостного волнения. Впервые у нее обнаружился талант, который приносит и деньги, и удовольствие. Теперь, когда последняя картина для коллекции готова, можно приступать к новому большому делу. Она позвонила Сойеру и договорилась, что к ней приедет консультант взглянуть на ее работы. Ее предупредили, что человек он суровый и, если шансов продать картины нет, он так прямо и скажет. Карина только обрадовалась: она и сама хотела честного ответа и знала: если ее живопись не на должной высоте, значит в следующий раз нужно будет поработать лучше. Наконец-то ее жизнь сдвинулась с мертвой точки, наконец-то в ней появилась цель.

Вот только по мужу она скучала.

Теперь, когда его не было рядом, в ней, похоже, что-то надломилось. С того дня, как она ушла, Макс ей ни разу не позвонил. Так прошло долгих десять дней, и Карине уже казалось, что она сойдет с ума, если не увидит его лица. Он преследовал ее в мечтах и в снах, днем и ночью. Она сумела почти целиком выплеснуть свою тоску в работу и надеялась, что живое, ничем не приукрашенное чувство, которым веяло от ее портретов, будет понятно простому зрителю. Забавно, как личное несчастье превращается в большое искусство.