Тихая гавань - Николас Спаркс

Велосипедистов уже не было, но двумя кварталами ниже улица была перегорожена по случаю праздника. Значит, они свернули раньше. Кевин рассудил, что они повернули направо — единственная возможность выбраться из центра города.

У него был выбор: преследовать их пешком, рискуя быть замеченным, или бежать к машине и попытаться догнать на колесах. Он попробовал думать, как Эрин, и решил, что они едут в дом к седому. Коттедж слишком мал для четверых и раскален солнцем. Эрин скорее захочет поехать в красивый дом с дорогой мебелью. Она считает, что заслуживает такой жизни, не научившись ценить то, что у нее было.

Пешком или на машине? Он стоял, моргая и пытаясь собраться с мыслями, но было жарко, мысли путались, голова страшно болела, и все, о чем он мог думать, — это о том, как Эрин спит с седым, от чего у него сжималось все внутри.

Она, наверное, надевает кружевное белье и танцует перед ним, шепча слова, от которых он возбуждается. Умоляет его позволить доставить ему удовольствие, чтобы жить в его доме с дорогой обстановкой. Она превратилась в проститутку, променяла душу на роскошь. Продалась за жемчуг и икру. Засыпает в каком-нибудь особняке после того, как седой сводит ее на ужин в дорогой ресторан.

При мысли об этом Кевина замутило. Он чувствовал себя уязвленным и преданным. От ярости у него немного прояснилось в голове, и он спохватился, что стоит столбом, а Эрин уезжает все дальше и дальше. Машина стояла далеко, но он повернулся и побежал, бешено расталкивая толпу, не обращая внимания на крики и возмущение.

— Посторонись, а ну посторонись! — орал он, и некоторые давали дорогу, а других он отталкивал. Добежав до более-менее свободного пятачка, он, задыхаясь, вынужден был остановиться — его вырвало у пожарного гидранта. Какие-то подростки засмеялись. Кевин готов был пристрелить их на месте, он вытер рот, вынул пистолет и навел на мальчишек, которые сразу заткнулись.

Он поплелся вперед, чувствуя, как голову изнутри пробивают ножом для колки льда. Удар и боль, удар и боль. Каждый шаг сопровождался ударом и болью. А Эрин, наверное, говорит седому, какие сексуальные забавы они попробуют в постели. Рассказывает седому о Кевине, смеется и шепчет: «Он никогда не доставлял мне такого удовольствия, как ты», хотя это наверняка неправда.

Прошла целая вечность, прежде чем он добрался до парковки. Зной сгустился, над дорогой дрожало марево. Солнце раскалило машину, как хлеб в печи, к рулю нельзя было прикоснуться. Чертово пекло. Эрин выбрала жизнь в пекле. Кевин завел машину и открыл окно. Он развернулся в сторону ярмарки и поехал, сигналя людям на проезжей части.

Снова объезд — дорога перекрыта. Он готов был протаранить павильоны, разметав их по асфальту, но кругом полицейские, ему не избежать ареста. Тупые полицейские, жирные и ленивые. Сплошные Барни Файфы[14]. Кретины. Ни один из них хорошему детективу в подметки не годится, но у них значки и оружие. Кевин кружил по переулкам, пытаясь понять, куда могли поехать Эрин и ее любовник. Прелюбодеи. Ведь сказано в Библии: «…Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем»[15].

Люди, повсюду люди, переходят дорогу как попало, заставляют его останавливаться. Кевин наклонился над рулем, напрягая зрение, и увидел через ветровое стекло вдалеке крошечные фигурки. Они проехали очередную перекрытую дорогу и направились к шоссе, ведущему к коттеджу Эрин. На углу стоял полицейский. Еще один Барни Файф.

Кевин прибавил скорость, но резко затормозил, когда оказавшийся перед машиной человек забарабанил по капоту. Деревенщина, волосы спереди и по бокам коротко острижены, а сзади длинные, рубашка с черепами, татуированный. Толстуха жена и грязные дети. Семейка лузеров.

— Смотри, куда прешь! — кричал неотесанный болван.

Кевин мысленно пристрелил их всех, бах-бах-бах-бах, но заставил себя промолчать, потому что коп на углу не сводил с него глаз. Кевин мысленно прибавил еще одну пулю.

Свернув, он прибавил скорость, петляя по городу. Повернул налево и снова прибавил скорость. Снова налево. Опять перекрыто. Кевин развернулся и поехал направо, попытавшись свернуть налево через квартал.

Снова перекрыто. Он метался, как подопытная крыса по лабиринту. Город участвовал в заговоре против него, давая Эрин время скрыться. Кевин резко переключил передачу и подал машину назад. Выехав на дорогу, он повернул, прибавил скорость и пролетел до следующего перекрестка. Теперь уже близко. Он снова повернул налево и увидел впереди машины, ехавшие в нужном направлении. Он свернул туда и втиснулся между двумя трейлерами.

Он хотел прибавить скорость, но не мог. Перед ним вытянулась длинная цепочка легковушек и грузовиков, некоторые с флагами Конфедерации на бамперах, другие с ружейными стойками на крышах. Ну и провинция… Проехать мешали и люди, ходившие по проезжей части с таким видом, будто никаких машин и близко нет. Не спеша шли мимо, двигаясь быстрее, чем он на колесах. Толстые, что-то жующие. Жуют, наверное, с утра до вечера, и мешают движению, а Эрин уезжает все дальше и дальше.

Он проехал вперед метра три и опять остановился. Проехал и остановился. Снова и снова. Ему хотелось кричать, бить по рулю, но вокруг были люди. Если он не поостережется, кто-нибудь скажет Барни Файфу, а тот обратит внимание на номера другого штата и арестует его просто за то, что он не местный.

Чуть проехал — и остановка, снова и снова, дюйм за дюймом до самого угла. Кевин надеялся, что теперь будет посвободнее, но там была все та же пробка, а Эрин и седовласый уже пропали из виду. Только длинная вереница легковушек и грузовиков на дороге, уводившей не то в никуда, не то куда угодно.

Мимо десятка припаркованных у магазина машин Кэти подвела детей к лестнице в дом. Джош и Кристен почти всю дорогу ныли, как у них устали ноги, но Алекс игнорировал жалобы, повторяя, что они уже почти доехали. Когда это не помогало, он отвечал, что тоже устал и не хочет больше об этом слышать.

Жалобы закончились у магазина. Алекс позволил детям взять «Попсиклс» и «Гейторейд», и брат с сестрой потопали наверх. Прохлада, вырвавшаяся из магазина через открытую дверь, показалась чудесной. Алекс провел Кэти в кухню, и она смотрела, как он умывается и освежает шею над кухонной раковиной. В гостиной дети улеглись на диван и включили телевизор.

— Извини, — сказал Алекс, — десять минут назад я боялся, что мне вот-вот придет конец.

— И ничего не сказал!

— Потому что я волевой, — выпятил он грудь. Взяв два стакана из буфета, он бросил туда кубики льда и налил воды из кувшина, который стоял в холодильнике.

— А ты молодец, — похвалил он, подавая Кэти бокал. — На улице просто сауна.

— Слушай, столько народу на празднике, просто не верится, — сказала она, принимая воду.