HHhH - Лоран Бине

176

Парашютисты, сброшенные на территорию Протектората, пользовались неисчислимым количеством фальшивых удостоверений личности. Одно из них было выписано на имя Мирослава Шольца. И вот теперь надо будет сосредоточить все внимание на том, кому оно досталось, потому что его роль в продолжении нашей истории этого заслуживает. По-настоящему этого молодого человека звали Йозефом Вальчиком, и – в отличие от словосочетания «Мирек Шольц» – это имя стоит запомнить. Так вот, именно Йозеф Вальчик и был тем самым красавчиком двадцати семи лет, который служил официантом в ресторане «Веселка». Теперь он в бегах и пытается добраться до Моравии, чтобы отсидеться у родителей, потому что Вальчик, как и Кубиш, из Моравии, но, по правде сказать, это не самое главное, что их объединяет. Сержант Вальчик был в том самом «галифаксе», из которого сбросили на парашютах Габчика и Кубиша в ночь на 29 декабря, но он входил в другую группу, «Сильвер А». И задание у этой группы было другим: вместе с парашютистами был сброшен радиопередатчик с кодовым названием «Либуше», который я уже упоминал, и им предстояло возобновить с помощью последнего из трех «королей», вождя тех, кто уцелел от организации, то есть Моравека (у которого фамилия кончается на «к»!) с оторванным пальцем, связь между Лондоном и немецким супершпионом А54, поставлявшим совершенно бесценную информацию.

Разумеется, все пошло по непредвиденному сценарию. Вальчик при десантировании оказался далеко от других членов своей группы, он с огромным трудом нашел передатчик, и не меньших усилий стоило довезти «Либуше» до места: после неудачной попытки добраться на санях парашютист в конце концов взял такси и приехал на машине в Пардубице, где местные агенты и устроили его на работу официантом. Прикрытие было отличное, а то, что в ресторане постоянно бывали немцы, подпитывало врожденную ироничность Вальчика: он мог про себя посмеиваться над ними.

Теперь он остался без прикрытия, как жаль… Хотя, с другой стороны, именно это и заставило Йозефа отправиться в Прагу, где его ожидали другие парашютисты, а еще – его собственная судьба.

Если бы моя история была настоящим романом, мне бы, конечно, не понадобился этот персонаж. Наоборот, он бы мне скорее мешал, потому как дублировал бы двух главных героев, тем более что проявит он себя ничуть не менее веселым, оптимистичным, храбрым, мужественным и обаятельным, чем Габчик или Кубиш. Но не мне решать, в ком и в чем нуждается операция «Антропоид». А операции «Антропоид» вот-вот понадобится часовой.

177

Им не пришлось знакомиться: они подружились еще в Англии, где вместе проходили в британском УСО[255]подготовку к десантированию, а может быть, даже и во Франции, в Иностранном легионе или в одном из чехословацких воинских подразделений, сражаясь там бок о бок с французами[256]. Они были тезками, а сейчас, когда они с нескрываемой радостью крепко пожали друг другу руки и представились, оказалось…

– Привет, я Зденек.

– Привет, я тоже Зденек!

Как тут было не улыбнуться совпадению: Йозефа Габчика и Йозефа Вальчика наградили в Лондоне еще и одинаковыми псевдонимами. Был бы я параноиком и эгоцентриком, непременно подумал бы: вот! В Лондоне это сделали нарочно, с намерением еще больше запутать мой рассказ! Но как бы на самом деле там ни было, это значения не имеет, ведь у обоих в запасе имелось много имен – по новому имени для каждого собеседника. Меня уже и раньше немножко удивляла легкость, с которой Габчек и Кубиш говорили иногда о своей миссии в открытую, но они умели быть сдержанными, когда это требовалось. И они должны были быть великими профессионалами, чтобы не ошибиться, чтобы точно помнить, каким из своих имен пользоваться при каком собеседнике.

Но среди своих – другое дело, конечно, и если Вальчик с Габчиком решили представиться друг другу, словно видятся впервые, так только затем, чтобы каждый из них знал, как называть другого, вернее – поскольку имена менялись, – какое имя используется в фальшивых документах другого именно сейчас.

– Живешь у тетушки?

– Да, но скоро перееду. Где я тебя найду?

– Передай записку с привратником, ему можно доверять. Попроси его показать коллекцию ключей – он сразу же поймет, что ты из своих. Пароль «Ян».

– Да, тетушка мне это сказала… «Ян» – как Кубиша зовут?

– Нет, здесь его зовут Ота, так случайно получилось.

– Ладно, договорились.

Этот эпизод не слишком-то много дает, к тому же он практически целиком придуман, так что, наверное, не оставлю его в окончательном тексте.

178

Вальчик приехал в Прагу – и по городу теперь слоняются с десяток парашютистов. Теоретически каждый выполняет задание, с которым прислана именно его группа, и, по законам подполья, им желательно как можно меньше общаться друг с другом, ведь в таком случае, если поймают одного, остальные не последуют за ним. Вот только на практике это почти неосуществимо: адресов, где парашютистов могут приютить, совсем немного, а из предосторожности они должны перемещаться как можно чаще. Поэтому в реальности стоит одному парашютисту покинуть какую-то квартиру, туда немедленно вселяется другой, и все члены всех групп более или менее регулярно пересекаются.

К примеру, через дом Моравцовых прошли почти все, кто десантировался в Чехии и прибыл в Прагу. Глава семейства никому не задавал никаких вопросов, мать, которую постояльцы ласково звали «тетушкой», пекла им пироги, сын, Ата, от всего сердца восхищался таинственными парнями, прячущими пистолет в рукаве.

В результате всей этой суеты с переездами Вальчик, изначально включенный в группу «Сильвер А», довольно быстро сближается с ребятами из группы «Антропоид», и вот он уже помогает Габчику и Кубишу с ориентировками.

Так и получилось, что Карел Чурда из десантной группы «Аут дистанс» встречается почти со всеми: как с парашютистами, так и с теми, чьи дома служат им убежищем. Стало быть, может при надобности не только назвать имена, но и указать адреса…

179

«Я обожаю Кундеру, однако мне куда меньше других нравится единственный его роман, действие которого происходит в Париже. Потому что там он все-таки не в своей стихии – ну, как будто надел очень красивый пиджак, но на полразмера меньше своего или на полразмера больше… (Смех.) А вот когда Милош и Павел идут по Праге, я во все верю».

Я процитировал интервью Маржан Сатрапи[257], данное ею журналу Les Inrocks[258]по случаю выхода на экраны ее очень хорошего фильма «Персеполис». Читая это интервью, я ощущаю смутное беспокойство. Делюсь им с молодой женщиной, в чьем доме листаю журнал, но она меня успокаивает: «Да, но ты-то бывал в Праге, ты жил там, ты любишь этот город!» Конечно, только ведь у Кундеры с Парижем ровно то же самое! Впрочем, Маржан Сатрапи сразу же добавляет вот что: «Даже если я проживу во Франции еще двадцать лет, выросла я не здесь. И в моих произведениях всегда будет чувствоваться Иран. Конечно, я люблю Рембо, но имя Омар Хайям говорит мне куда больше». Странно, я никогда о таком не задумывался, тем более – в этом ключе. Разве Деснос мне ближе Незвала? Не уверен… И не думаю, что Флобер, Камю или Арагон мне ближе Кафки, Гашека или Голана[259]. Как, впрочем, и Маркеса, Хемингуэя или Анатолия Рыбакова. Неужели Маржан Сатрапи почувствует, что я не рос в Праге? Неужели она мне не поверит, когда «мерседес» выедет к повороту? Еще она говорит: «Хотя Любич[260]и стал голливудским режиссером, он всегда, раз за разом, заново сочинял, заново придумывал Европу – Европу восточноевропейского еврея. Даже когда действие его фильмов происходило в Соединенных Штатах, для меня это были Вена или Будапешт. Ну и пусть, так даже лучше». Но ведь раз так, у Маржан будет впечатление, что действие моей книги разворачивается в Париже, где я родился, а не в Праге, куда я всегда стремлюсь всем своим существом? Неужели, когда я поведу «мерседес» по пражским предместьям, по Голешовице к повороту на Тройский мост, Маржан станут мерещиться парижские пригороды?