Акустические территории - Брэндон Лабелль

Юргенсона) и установленный в доме художника Яна Хофстрёма в Стокгольме – он может быть испытан лишь по приглашению Хофстрёма. Эта работа воссоздает звуковую частоту, с помощью которой Юргенсон провел большую часть своих «аудиоскопических» исследований, и воссоздает условия для феномена электронного голоса. Проект превращает феномен в бытовую технику, избегая радиопомех, белого шума возможного сигнала, чтобы проложить прямой путь к контакту. Он становится материальной особенностью дома. Таким образом, Хаусвольф продолжает питать эманации и излучения, порожденные материальным миром. Следуя воздушной суггестивности радиотелевизионной башни, Хаусвольф использует устройство материальной культуры, чтобы разжечь многочисленные энергии, чей синтез порождает возможности для спектрального захвата.

Развивая такие формы радиофонического исследования и переплетения внутренних состояний и внешних сигналов, Эптон Синклер в своем исследовании телепатии еще больше раскрывает частоту в качестве проводящей материи. Увлечение романиста психологией и способность делиться душевными состояниями воплотились в серии экспериментов при участии его жены, чья способность к концентрации вызвала первоначальный интерес Синклера. Его книга «Ментальное радио» документирует эти эксперименты, которые проводились на протяжении 1920-х годов (то есть до электронной эпохи Маклюэна и передачи «Войны миров» Орсона Уэллса), и с помощью квазинаучных терминов в значительной степени проясняет увлечение модернистского авангарда радиофонией.

Телепатические эксперименты Синклера проводились в основном посредством рисования: автор рисовал простую картинку или схему, вроде дома или дерева, вставлял этот рисунок в конверт и затем передавал своей жене, которая, лежа на диване, клала конверт либо на живот, либо на стол поблизости. В течение периода глубокой концентрации его жена пыталась вызвать в воображении образ из конверта, а затем через несколько минут сама делала рисунок, который, по Синклеру, часто соответствовал оригиналу или отражал его. Этот ритм соответствий привел Синклера к ряду наблюдений и в конечном счете к предположению, что разум и сознание содержат бесчисленные возможности для коммуникации, которые обходят стороной вербальный акт.

Ментальное радио Синклера снабжает воздушное воображение новой формой контакта – телепатическим обменом, который избегает как аппаратуры электрических цепей, так и микрофона. Онтология частоты, колеблясь между функциональной ясностью и потенциальной помехой, обещает доставку предполагаемого сообщения, поддерживая фантазию о возможном подрыве. Медиа всегда подвержены инвазивному заражению и апроприации. Взломать систему, перехватить сигнал и занять частоту – все это включено в саму технологию, неся, пусть и неосознанно, образы возможного внедрения или саботажа.

Локальное и глобальное

Движения воздушного воображения переходят от непосредственной физической реальности к обширным проекциям запредельного – от локальных возможностей к глобальным, которые приносят глубокое ощущение контакта и связности. И все же можно сказать, что такие эманации распыляют единичное физическое тело в обширное сетевое состояние, перемещая телесное на воображаемый план виртуальности. Радиобашня, как я предположил здесь, функционирует в качестве протообъекта, который дает материальное выражение нематериальному, излучая потенциал медиального охвата. Сила передачи постоянно делает осязаемой возможность нематериального или мимолетного присутствия, кодируя распространение звука медиальной энергией.

Современными визави радиобашни становятся спутниковые технологии. Конструкции, вращающиеся вокруг земного шара, буквально дополняют башню, умножая проходящие потоки сигналов – нагретую, заражающую и означающую материю. Спутник приносит с собой новые формы воздушной фигурации – воображение находит опору в материальных объектах, которые предлагают новые горизонты для проектирования жизни. С появлением спутника словарь «эманирующего» смещается к «орбитальному», уступая место космическим фигурам. Орбитальное воображение движется между всеми точками земного шара по направлению к необъятности глубокого космоса. Спутниковая технология, таким образом, обеспечивает чрезвычайно подробное описание земных событий, их картографию, вращаясь наверху и тем самым инспирируя фантазии о видении сквозь стены, захвате частиц ДНК или проецировании аватаров.

Кроме того, мобильный телефон передал отправку и прием сигналов в руки почти каждого, зарядив повседневность всеми генеративными лихорадками передачи и при этом превратив ее в бизнес. Как и в случае с башней, мобильный телефон в материальном отношении предполагает наличие связи, выступая в качестве мирской координаты внутри всегда уже потенцирующей сети. Мобильный телефон опускает огромный спутник на ладонь, чтобы встроить его в эту медиаорбиту, зарядив воображение возможностью обогнуть земной шар – телефон является узлом в потоках многочисленных сигналов, он совмещает звонки домой с призрачной бесплотностью радиофонии.

Передача усиливает переплетение локального и глобального, тела и его распыленной эффективной неосязаемости, указывая в небо, переменчивое и пронзительное пространство, полное территориального и призрачного смысла. В то время как радиовещание определяет это отношение в зависимости от отправителя и получателя, сам воздух выступает открытым каналом. С появлением цифровой беспроводной связи передача переносится на условия сетевого подключения, превращая каждый ноутбук в отправителя и получателя, делая его узлом в гибкой медиальной географии. От кофеен до гостиничных номеров и дорожек для боулинга – каждое пространство может работать как драматический медиальный орган, сопрягая культуру передачи с повседневными корнями нашего нового чувства места.

Хотя немало написано о радикальных реконфигурациях воплощенной субъективности в связи с радиофоническим – развоплощенным голосом, – застроенная среда, как условие социального (о чем я говорил выше), в не меньшей степени реконфигурирована дислокативной сетевой передачей. С 1950-х годов (на что указывают работы Шёффера и культуры пространственного урбанизма) существенно развились желание и интерес к созданию живых, темпоральных и передаваемых работ. Как последовательно описывала и теоретически осмысляла Хайди Грундман, с начала 1970-х медиапроекты были направлены на активизацию телефонных линий, факсов, видеофонов и спутниковой связи для создания новых платформ для коллективного производства. Как демонстрировал проект «Венкувер» на протяжении 1970-х и 1980-х годов, установление связи – это в равной степени создание «коммуникационного пространства». Первоначально разработанный в 1979 году Хэнком Буллом, «Венкувер» сам по себе был воображаемым городом, соединяющим Ванкувер и Вену. Проект продолжал заявлять о себе в разные времена и разными способами, между 1979 и 1983 годами, вовлекая в себя таких художников, как Роберт Эдриан, Билл Бартлет и Вали Экспорт (среди многих других), и используя различные технологические средства для соединения, передачи и создания коммуникации между художниками по всему миру. Важно отметить, что технологическая возможность охватить весь земной шар стала в равной степени соотноситься с активацией локальности, установлением связей между «здесь» и «там». Как полагает Рейнхард Браун, «пространство, созданное в Венкувере, включает в себя модальности как применяемой технологии, так и межличностного сотрудничества»[308].

Как утверждает Грундман, «Венкувер выступает за многие другие виды кооперации и развития радио-арта, выходящие за рамки парадигмы вещания»[309], придавая существованию передачи важные траектории манифестации. С появлением цифровых беспроводных сетей коммуникационное пространство предоставило возможность для более глубоких и сложных форм воздушной проекции и межличностного сотрудничества. Работа Descentro в Бразилии дает представление о смеси цифровых сетей, тактических медиа и экологической политики,