Нибелунги - Ольга Крючкова

Жрицы стояли вокруг площадки, дабы наблюдать за ходом боя и вынести вердикт: кто одержал победу на ристалище.

Посреди импровизированной арены, словно гладиатор, стояла Брунхильда, облачённая в боевые доспехи и вооружённая мечом. За спиной у неё виднелся боевой топор. Вид валькирии был устрашающим. В какой-то момент Гунтару стало не по себе: он привык сражаться с мужчинами, а отнюдь не с девами.

Гунтар вышел на арену…

– Приветствую тебя, Брунхильда! – бодро произнёс он.

Дева кивнула и ответила на латыни:

– Итак, мы сразимся в присутствии моих сестер. Если ты проиграешь, то будешь с позором изгнан с острова Фюн. Если проиграю я, то ты станешь моим господином…

Последний ход событий понравился Гунтару куда больше.

…Битва валькирии и бургунда началась. После атаки Брунхильды Гунтар понял, что имеет дело с сильным и хорошо натренированным соперником. Конечно, Гунтар посещал тренировочные бои в Ворбетамагусе и держал себя в надлежащей форме. Но жрица оказалась достойным соперником. По выносливости и владению мечом она не уступала опытному, закалённому в боях воину преторианской гвардии[94].

Время перевалило далеко за полдень, а поединок по-прежнему продолжался. Гунтар понимал, что победа достанется ему с огромным трудом. В тот момент он и предположить не мог, что поединок затянется до захода солнца.

…Наконец, измождённые, Брунхильда и Гунтар буквально одновременно рухнули на ристалище. Жрицы помогли им подняться и позволили утолить жажду. Посовещавшись, валькирии вынесли свой вердикт:

– Силы на равных. Нет победителя и нет побеждённого!

От таких слов у Гунтара потемнело в глазах.

Брунхильда пробудилась рано, поднялась с тюфяка – её натренированное тело болело от малейшего движения. Поединок с Гунтаром дался нелегко. Она, сразившая стольких мужчин, не одержала привычной победы, а упала на ристалище в изнеможении. Жрица была вынуждена признать: Гунтар – сильный воин и достойный мужчина. Однако нет победителя, нет побеждённого – силы в поединке оказались равными. Значит, Гунтар может пребывать на острове в качестве гостя, на то его право.

С такими мыслями Брунхильда умылась, оделась и отправилась в священную башню, дабы исполнить утренний гимн, посвященный Одину.

Утро выдалось прохладным, жрица плотнее запахнула плащ, выйдя из своего жилища. Сёстры уже начали пробуждаться, жизнь в святилище начиналась задолго до рассвета.

Брунхильда вошла в башню, поднялась по винтовой лестнице наверх. Она ступила на верхнюю площадку, где по обыкновению совершала ритуальные бдения. Стены башни были расписаны изображениями Одина его спутников. Вот Один-путешественник в сопровождении двух воронов и двух волков; вот верховный бог въезжает на коне Слейпнире в Вальхаллу; вот он сражается с волком Фенриром во время Рагнарека. Вот он метнул своё волшебное копьё Гунгнир, которое всегда попадает в цель… Вот он вместе с супругой Фригг… Вот он висит на священном дереве Иггдрассиль, прибитый своим же копьём.

Брунхильда зажгла свечи и затянула гимн. Но она не могла сосредоточиться, мысли о Гунтаре отвлекали её. Она услышала шаги – на площадку поднялась одна из сестёр.

Брунхильда закончила пение и с укором воззрилась на девушку.

– Что случилось? Не подобает прерывать священные бдения!

– Прилетел ворон старой вёльфы, к его лапе привязано послание… Вот прочти…

Брунхильда развернула полоску пергамента, на котором рунами было начертано: «Жду тебя, твоего отца и чужаков».

– Что бы это могло значить? – удивилась валькирия. – При чём здесь чужаки? Зачем они нужны вёльфе?

Сестра лишь пожала плечами.

Брунхильда спустилась из башни и срочно отправила отцу послание, мол, вельфа желает его срочно видеть. Брунхильда знала, что отец недолюбливал старуху, и она платила хёвдингу тем же. Говорят, много лет назад вёльфа положила глаз на тогда ещё молодого Сигурда, но тот отказал ей, предпочтя другую девушку. После этого Сигурда преследовали несчастья. Умерла первая жена, затем двое сыновей. И вот, перед тем как жениться второй раз, Сигурд отправился к вёльфе.

Кто знает: получила ли она то, что хотела?.. Но после этого визита Сигурду сопутствовала удача во всём, вскоре он стал хёвдингом.

В треллеборге старики поговаривали, что Сигурду придётся расплачиваться за удачу…

* * *

…Брунхильда, её отец и бургунды спустились в землянку вёльфы. Старуха подслеповатыми глазами окинула мужчин.

– Чужаки… Прибыли издалека… Из богатой страны… Плыли по реке, потом шли морем… Король, вассал и друг короля… – с придыханием говорила вёльфа. – Король мечтает обрести любовь… Вассал уже её обрёл, но обретёт ещё раз… Друг короля любит только звон монет…

Зигфрид переводил слова старухи. От её слов бургунды пришли в замешательство. Фриз, закончив фразу, невольно задумался: почему он обретёт ещё одну любовь?

Вёльфа села на шкуру медведя подле очага и жестом пригласила жрицу, хёвдинга и мужчин расположиться напротив неё.

– Я расскажу вам, чужаки, как устроен наш мир… Слушайте…

Старуха, пристально всматриваясь в сполохи огня, начала свой неторопливый рассказ.

Рассказ вёльфы

Имир – имя первого живого существа, из которого создан был мир. Он произошёл изо льда, в котором теплота зародила жизнь. Под левой рукой его выросли мужчина и женщина, а от его ног родился шестиголовый великан Трудгельмир. Имир был убит потомками мужчины и женщины: Бури, Одином, Вили и Ве. Убив, они сотворили из него мир: из мяса – сушу, из крови – воды, из костей – горы, из зубов – скалы, из волос – лес, из мозга – облака, из черепа – небесный свод. Каждый из четырёх углов небесного свода новые боги свернули в форме рога и в каждый рог посадили по ветру: в северный – Нордри, в южный – Судри, в западный – Вестри и в восточный – Аустри.

Род помню ётунов, рано рожденных. Ими вскоре была я вскормлена. Девять помню миров, девять стволов, для Кроны Древа корни из недр.

В эру раннюю Имира времяни песка, ни моря, ни плеска волн, не было земли, и неба не было; лишь щель без травы щерилась бездной.

Пока Бора сыны не подняли почву, Мидгард стали ставить прекрасный;на стены светило Солнце с юга, из почвы росла поросль зеленая.

Солнце, с юга спутник месяца, руку тянуло к краю небес;Солнце не знало залы своей, мест не изведали звезды своих, а месяц не знал еще мощи своей.

Для суда сходились, садились владыки, сошлись для совета святые боги; утру и ночи имя дали, прозвище полдню, полночи тоже, и полнолунью, чтоб луны считать.