Тайный дневник девушки по вызову. Часть 2. Любовь и профессия - Бель де Жур

Проблема в том, что мужчины лгут. Хуже того: они лгут и думают, что не лгут.

Когда мы с Этим Парнем только сошлись, он клялся всем святым (и несвятым), что у него не было одноразовых перепихонов. Что, уложив его в постель на первой неделе нашего знакомства, я зашла так далеко, как он себе никогда не позволял. Это было как раз то, что мне нужно было (или, точнее, хотелось) услышать: информация, которую он щедро раздает направо-налево.

Да не скажет никто, что мои способности – или, скорее, способности Интернета – к расследованию ниже среднего: я отследила номер Джорджии и позвонила ей в Англию!

Как только она отвечает, я понимаю, что совершила ошибку. Сколько женщин находили номер моего агентства на своем телефоне, звонили менеджеру и облаивали ее вместо своих изменников-мужей? Сколько звонили мне? Сколько я знавала независимых девушек по вызову, которым приходилось менять свои рабочие номера, чтобы отделаться от льющихся в их адрес оскорблений – не от мужчин, а от других женщин?

Джорджия берет трубку, и я понимаю, что совершила ошибку.

В голосе ее слышится высокомерие – как слышалось бы в моем, если бы одна из них позвонила мне.

– Ты говоришь, ты его подруга?

– Да.

– Как давно вы друг друга знаете? – Я называю ей цифру, которая в голливудских кругах сошла бы за три инкарнации, прожитые с одним и тем же супругом. – Я никогда о тебе не слышала.

– Меня это не удивляет.

– Мы с ним переспали только раз, сто лет назад, – сказала она.

Не то чтобы я ей поверила. Но это как-то не вяжется с его утверждениями об одноразовых перепихонах. Во всяком случае, как я уже сказала, я прочла ее имейл. Какая часть этого текста («ты очень сексуальный, и не будь я такой усталой, поймала бы тебя на слове прямо сейчас!») говорит о том, что между этими двумя людьми нет сексуальных отношений?! Я спрашиваю, когда случился тот раз. Она утверждает, что не помнит.

Кладу трубку: дерьмо! Я знаю женщин, я знаю, что никакой солидарности между нами не существует, я знаю, что женщина, которая любит изменника, поверит во все, что угодно, кроме правды, и знаю, что она позвонит ему и в точности передаст все, что произошло.

Он перезванивает через несколько часов в гневе.

– Что это, черт возьми, ты себе позволяешь?! – вопит он. – Тоже мне, убийца кроликов!

От этой фразы у меня кровь в жилах стынет. Убийца кроликов? Простите – что?! То есть он посидел, подумал, а потом решил пустить в ход слова «убийца кроликов»? Он действительно посмел вытащить из загашника «Роковое влечение»[131]– женоненавистническое клише, столь вонючее, что камамбер бы покраснел?!

И это я-то убийца кроликов?! Ведь это его однажды выводили из моего дома с полицией. Это он не давал проходу Н. после того, как мы разошлись. Это он рылся в моем мусоре. Это он первым прочел мой дневник. Он говорит мне, что будет любить меня вечно, а потом разворачивается и трахает хорошенькую медсестричку на стороне. Там, откуда я родом, для таких ханжей есть поговорка: «Горшок над котлом смеется».

Но верить в собственное вранье – это мужская привилегия.

Если он говорит – значит, это правда, и никак иначе. Готова спорить, в тот раз, когда я застукала его в постели с девицей, похожей на палочника, он именно это выражение использовал, чтобы успокоить ее и не показаться полным дерьмом: «убийца кроликов». Если бы мне мужчина когда-нибудь такое сказал, я бы тоже наверняка поверила. Что ж, на хрен это все! На хрен мужиков и их кретинские игры! Отныне и впредь верю только женщинам.

Я приперла его к стенке с враньем про одноразовые пересыпы.

– Ну, это вообще не считается, – ответствовал он.

– Как это не считается? Как это может не считаться одноразовым перепихоном?

Я знакома со скользкой мужской «правдой». Я застала клинтоновскую эпоху, когда оральный секс не считался «настоящим» сексом.

Я не сомневаюсь в том, что мои женатые экс-клиенты не классифицировали свои поступки как измену.

– Если ты знаком с человеком некоторое время до этого, то тогда это не одноразовый перепихон.

Я зарычала:

– Итак, либо она права, и вы переспали один раз, поимев одноразовый перепихон, а это означает, что ты соврал мне тогда, либо у вас был не одноразовый перепихон, и ты спал с ней больше одного раза, и врешь мне сейчас. – Я облизала губы. – И более того, ты обхаживаешь других, пока меня – твоей настоящей подруги – нет поблизости!

– Я оказался в такой ситуации из-за тебя! – возразил он. – Я даже друзьям своим не могу рассказать о нас, потому что они подумают, что я идиот, если согласился принять тебя обратно!

– Поэтому ты вешаешь женщинам на уши лапшу о том, что свободен? И это моя вина, что ты – в недостаточной степени мужчина, чтобы заступиться за меня?

– Я никогда тебе не лгал, – заявил он, как ни в чем не бывало.

Что и требовалось доказать. Это он, оказывается, герой, потому что разрешил мне встречаться с ним. А я – шлюха, которая не заслуживает правды. Видимо, так.

Мой отец всегда призывал не доверять мужчине, который утверждает, что никогда не лжет.

– Какие у тебя на то долбаные причины?! – ору я. – Если хочешь развлекаться – отлично, только прекрати кормить меня этим дерьмом о том, какой ты весь из себя верный, а потом звонить мне и называть убийцей кроликов! Я, мать твою, застукала тебя с поличным, и ты это знаешь!

Он грозится, что повесит трубку. Я делаю это первая.

Мой отец всегда призывал не доверять мужчине, который утверждает, что никогда не лжет.

Телефон не включаю. Все равно никто не звонит. Днем заходит Томас на урок испанского. Его взяли на вторую работу в отель, так что, похоже, наши встречи станут еще менее регулярными.

Он с улыбкой шарит в своей сумке и достает из нее ананас.

– Ананас, – говорит он и показывает, что бок у него прибит. Должно быть, его выбраковали в ресторане. Я задумываюсь, многое ли из того, что попадает к нему на стол, оказывается там таким путем. Складным ножом он умело очищает фрукт и предлагает мне дольку. Мы вместе просматриваем словарный список, жуя ананас. Он ест волокнистую серединку, я – нет.

Заканчиваем урок рано. Я уже достаточно знаю испанский, чтобы вести разговор, и спрашиваю его, как дела на работе, как поживает его брат.