Тайный заговор - Филипп Ванденберг

— И где сейчас эти кассеты?

Бальдассаре скривился.

— Этого дядя Арнольфо не говорил даже мне, хотя, вообще-то, я знал обо всех его делах. Он только намекнул, что кассеты находятся в безопасном месте, за семью замками — так он выразился. А еще он сказал, что в них достаточно пороху для того, чтобы положить конец Фазолино и его сообщникам.

Бродка задумался. То, что поведал племянник синьора Арнольфо, казалось, несколько проясняло дело.

— Все это очень хорошо, — произнес Бродка, — но что мне делать с ключом, если я не знаю, от чего он?

Бальдассаре указал на круглую головку ключа. Бродка увидел буквенный код — ГОЭ, а под ним цифры — 101.

— Дядя Арнольфо наверняка хотел сообщить вам, что это означает, — сказал Бальдассаре.

— Вероятно. — Бродка кивнул, внимательно разглядывая ключ. — Но вы хотите продать ключ за ту же сумму, что и ваш дядя, хотя не знаете, где находится сейф или абонентный почтовый ящик. Если бы вы это знали, то давно забрали бы кассеты себе.

— Верно, — ответил Бальдассаре. — Но выяснить это, может, и не так уж сложно. Это, скорее всего, абонентный почтовый ящик на вокзале или в банке.

— А если этот ящик принадлежит кому-то другому? Например, какому-нибудь приятелю вашего дяди?

— У дяди Арнольфо не было друзей. Все они умерли. Он вел жизнь затворника, чтобы вы знали, — после паузы сказал Бальдассаре. — Ну ладно, синьор Бродка. Скажем, десять миллионов лир. Кроме того, я предлагаю вам свою помощь, если это будет касаться окружения дяди Арнольфо. Но не ожидайте от меня слишком многого.

— Я согласен. — Бродка подбросил ключ в воздух и ловко поймал его. Затем он выписал чек и протянул его Бальдассаре. — Если вспомните что-то такое, что может нам помочь, вы всегда найдете нас в «Альберго Ватерлоо».

После пятнадцати лет заключения Джузеппе Пальмеззано наконец вышел из римской тюрьмы «Регина Коэли». Пальмеззано, которого называли Асассином с тех самых пор, как он заколол владельца галереи ножом для разрезания бумаги, ростом был всего лишь сто шестьдесят пять сантиметров, зато весил восемьдесят килограммов, и даже скудная тюремная еда никак не сказалась на его фигуре.

Годы, проведенные в тюрьме, не смогли изменить и его характер. Что касается внешности этого человека, больше подходившей банкиру с Виа дель Корзо, чем киллеру, то за это время она почти не пострадала, за исключением того, что волосы вокруг его лысины, некогда темные, теперь были седыми. Как и раньше, в силу особенностей своего телосложения, он пользовался подтяжками и сохранил привычку носить белые носки под любую одежду.

Впрочем, какой бы потертой ни была его одежда, Пальмеззано умел носить ее с известной долей грациозности, чему очень способствовали его правильная осанка и слегка запрокинутая голова. Причина подобного положения головы заключалась, вне всякого сомнения, в его гордости, которая и заставляла его ходить, задрав нос. С другой стороны, такая привычка довольно часто встречается у людей маленького роста.

Человек, видевший Пальмеззано впервые, мог бы принять его за эстета, но никак не за безжалостного убийцу. То, что он являлся одновременно и тем, и другим, было, пожалуй, самым невероятным в этом человеке. Асассин с одинаковым успехом дискутировал о Чинквеченто[22]и нажимал на курок пистолета. Когда он был занят на упомянутом выше поприще, его обычно мягкое лицо за долю секунды изменялось, становясь уродливым и подлым, вселяя в человека страх.

Джузеппе Пальмеззано щурился на весеннем солнце, его полное лицо расплывалось в счастливой улыбке. Он смотрел на площадь перед зданием и думал о том, что запомнил ее совсем другой. Левой рукой Пальмеззано держал большой плоский пакет, правой — потертую дорожную сумку. В общем, он производил впечатление довольно беспомощного человека. Впрочем, после пятнадцати лет и семи дней пребывания в тюрьме в этом не было ничего удивительного.

Пальмеззано уже не надеялся, что его выпустят, поскольку через три года после заключения он одним ударом уложил охранника, который смеялся над его единственным увлечением и всячески издевался над ним. В результате охранника отправили в больницу с переломом челюсти, ибо Джузеппе просто терпеть не мог, когда его не воспринимают всерьез. Ведь Асассин был гением.

Он чувствовал себя родственной душой греческому художнику Апеллесу, считавшемуся великим мастером античности и умевшему так реалистично рисовать виноград, что люди пытались взять его в руку. Пальмеззано тоже так умел, но его дар заключался в копировании древних мастеров. Именно благодаря этой способности его любили в одних кругах и боялись в других. Короче говоря, Джузеппе Пальмеззано, будучи многогранной личностью, казался довольно странным типом, уникумом даже для такого города, как Рим.

Таксист, со скучающим видом ожидавший пассажиров и неотрывно глядевший на ворота тюрьмы, допустил ошибку, когда спросил у приближавшегося к нему Пальмеззано:

— А оплатить поездку ты сможешь, приятель?

Джузеппе поставил свои вещи на землю, подошел к водителю и со зверским выражением лица сказал:

— Если ты еще раз задашь мне подобный вопрос, то очень скоро будешь гулять в бетонных тапочках по дну Тибра, capito?

Водитель содрогнулся от ужаса. Он поторопился отнести багаж пассажира в свою машину, а потом скромно поинтересовался:

— Куда я могу вас…

— Виа Банко Санто Спиррито, — перебил его Пальмеззано. — А цену определю я.

В течение всей поездки он не произнес ни слова.

Прежде чем нажать на кнопку звонка под табличкой с надписью «Фазолино», он еще раз поправил свой пиджак, давным-давно вышедший из моды.

Открыл молодой слуга, очень представительный, и поинтересовался, как доложить.

Пальмеззано отодвинул слугу в сторону и сказал:

— Не надо шума, позаботься о моем багаже, приятель. — И прошел в темную прихожую. — Где Фазолино? — добавил Джузеппе, когда слуга испуганно приблизился, неся в руках его вещи.

— Я немедленно доложу о вас, — поспешил ответить молодой человек.

Прошло совсем немного времени, и в прихожую явился Фазолино. Он тут же узнал Джузеппе.

— Ты? — удивленно спросил он. — Я думал, тебя посадили пожизненно!

Пальмеззано ухмыльнулся.

— Возможно, так и было задумано. Но потом эти господа почему-то решили выпустить меня.

— Боже мой…

Только теперь Фазолино осознал всю глубину происшедшего события. Джузеппе Пальмеззано был на свободе. И если ему, Фазолино, начинающаяся болезнь не выбила из головы все воспоминания, то Пальмеззано знал более чем достаточно, чтобы отправить их всех на виселицу. Фазолино почувствовал, как у него задрожали колени.