Мария Кантемир. Проклятие визиря - Зинаида Чиркова

Заменить Шереметева было некем, и Пётр придумал свой план удержать старика на его посту — сосватал за него Анну Петровну Салтыкову.

Эта удивительная красавица была на тридцать четыре года моложе фельдмаршала — первым браком она сочеталась со Львом Кирилловичем Нарышкиным, дядей Петра.

Но муж умер давным-давно, и Пётр рассудил, что молодая жена придаст старику сил и мужества ещё служить и служить государю и отечеству.

Скрепя сердце согласился старый фельдмаршал на этот странный брак и через год уже имел нового сына от молодой жены.

Правда, Пётр ядовито намекал Шереметеву, от кого появился этот отпрыск:

«При сем поздравляем Вас с новорождённым Вашим сыном, которому по прошению Вашему даём чин фендрика[22]. Пишешь, Ваша милость, что оный младенец родился без Вас и не ведаете, где, а того не пишете, где и от кого зачался».

Не пощадил седин старика царь, но Борис Петрович оскорблённо ответил, что по всем меркам и по исчислению месяцев родился тот младенец от него.

Много детей принесла Анна Петровна своему старому мужу, и всех их признал Борис Петрович своими...

Екатерина лишь посмеивалась, когда получала известие об очередном отпрыске Шереметева: даже она не верила, что шестидесятилетний Борис Петрович способен наплодить кучу детей.

Сокрушалась только, что у неё самой до сих пор нет отпрыска мужеского полу — тогда, втайне даже от Петра, мечтала, что может царь передать корону её сыну.

Девки девками, им замуж идти, пусть и по иностранным дворам будут пристроены, а вот сын...

Но пока не было и разговоров об этом.

Был законный наследник престола, царевич Алексей, и у него уже пошло потомство: родилась от Шарлотты Наталья, а ещё через год появился Пётр...

Косилась Екатерина на внуков по мужу, то и дело, легко улыбаясь, говорила, как некрасивы да неугодливы дети Алексея, но всё ещё не могла посеять в голове Петра мысль о перемене наследника.

А в голове самой Екатерины уже роились эти мысли: да, теперь она жёнка царская, теперь у неё и свой штат придворных, среди которых особливо выделялся молодой, беспечный, ловкий и пронырливый пригожий камергер Вильям Монс, есть и своё жилище — царская женская половина, да и дочек признал Пётр законными, удочерил их. Но всё равно неотступно грызла её мысль, что вряд ли удастся дочек хорошо пристроить: до сих пор помнили в Европе, что родились незаконнорождёнными, да и самое её положение всё ещё не закреплено так, как ей хотелось бы.

Не надета ещё на голову царская корона, пока что она всего лишь законная жена, милостивая к солдатам, к бесчисленным просителям, ласковая со всей многочисленной роднёй Петра.

Как говорят, аппетит приходит во время еды, и чем дальше смотрела Екатерина в будущее, тем больше разгоралась в ней и жажда власти, и жажда сверкающей короны, и жажда оставить на царском троне своё потомство.

Кто бы мог подумать, иногда усмехалась она своим тайным, хранимым от всех мыслям, что прислужница, служанка, портомойка станет царской женой, царицей, будет блистать нарядами и драгоценностями, но грызло и грызло её всё ещё неудовлетворённое тщеславие.

Никогда, ни единым словом не выдала она Петру своих мыслей, угождала ему, потрафляла, становилась незаменимой и необходимой.

Но глядела со стороны на мужа, и нередко гримаса отвращения перекашивала её полное, круглое лицо, со вздёрнутым носиком и яркими свежими губами.

Всего-то сорок с небольшим Петру, а голова трясётся чуть ли не с двадцати лет, то и дело судорога сводит плечо и шею, и тогда резко косится на сторону его круглое лицо с небольшими усиками и мягким подбородком.

Слов нет, великан, роста такого, что, поди, во всём государстве не сыщешь, а как начнёт трепать его болячка, так страшнее и не сыскать.

Да и в постели стал остывать её муженёк, привык к обычным ласкам, и приходилось изобретать всякие способы и манеры, чтобы возбудить в нём похоть, страсть...

Сама-то Екатерина всё ещё считала себя молодой и неотразимой — ей непрестанно говорили о том придворные льстецы, и хоть не всегда верила словам, да всё гордилась своей неувядающей молодостью — сильна, вынослива, крепка, — и даже Пётр, возвращаясь после очередной встречи с очередной метреской, говорил ей:

— Хороша девка, телеса крепкие, а всё не то. Ты, Катенька, всё равно лучше всех...

Потому и не ревновала, никогда ни словом не заикнулась о многочисленных его изменах — относилась к ним так, как и следовало относиться рабыне и портомойке, не претендовала на суровую и непреклонную верность, потому как и за собой знала, что минута иногда дороже целых годов.

Теперь она оставалась полновластной хозяйкой в Санкт-Петербурге, её слова добивались, её слушали самые главные чины города, но она неохотно вмешивалась во все государственные дела.

Её они не интересовали, зато она часто проводила время на дворцовой кухне, пробовала кушанья, приготовляемые целым штатом поваров и поварят, кухарок и помощниц, облизывала ложки, которыми наливали взбитые сливки и кремы на пухлые коржи и торты, и толстела от пышных пирожных...

Пётр опять ускакал в Европу: Северная война всё ещё продолжалась, несмотря на Полтаву, Станилешты, договор с Турцией.

Он повсюду искал союзников, давнее и застарелое соперничество с Карлом XII не давало ему покоя, да и пока был жив Карлус, пока шведская армия всё ещё могла собрать под свои знамёна драбантов[23] и волонтёров, он знал, что его любимому парадизу будет грозить опасность.

Датский король, переметнувшийся было на сторону Карла, опять склонился к военной силе Петра, и потому царь возложил на него всё управление своими войсками в Померании, надеясь, что королю удастся отвоевать захваченные Карлом области Прибалтики.

Но датский король не спешил вступать в управление, вялость и медлительность его вызывали у Петра раздражение и негодование, но никакие письма и просьбы не действовали.

Тогда Пётр решил открыть боевые операции в Финляндии.

Эта северная провинция Швеции казалась царю очень важной и ценной для Карла: отсюда ввозили в метрополию дрова, скот, кожи, мясо, руды, снабжали вельмож провизией и припасами.

Отними у Швеции Финляндию — прекратится доступ к дешёвому сырью, продовольствию, и Пётр деятельно принялся за новую военную операцию.

Он и на этот раз решил сам возглавить солдат и матросов, взять под свою команду все морские силы, хоть и назначил командующим графа Апраксина, адмирала и опытного военачальника.