Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте - Пьер Антонетти

Известно, что театр в течение долгого времени помещался внутри церкви, которая создавала сценическое пространство: оно, по крайней мере во Франции, включало в себя почти все здание, ориентированное по оси восток — запад и концентрируя действие в трех точках: восток, запад, центр.[289] Располагалась ли сцена, таким образом, в центре здания? Предположение весьма спорное. Можно допустить, что на время представления сооружали помост. Использовались простейшие декорации, как нарисованные, так и изготовленные из дерева — для изображения ада, храма, Гроба Господня, замка, дворца и т. п. Эти декорации, в высшей степени стилизованные, по-итальянски назывались luoghi deputati (представительные места). Среди специалистов нет единого мнения относительно декораций: одни считают, что это были просто рисунки на ткани, весьма схематичные, образовывавшие задник сцены и размещавшиеся в соответствии с принципом синхронности сценического действия и декораций; другие полагают, что применялись довольно основательные, тщательно выполненные декорации, которые переносили с одного представления на другое. Последние, вероятно, появились позже интересующего нас периода, а современники Данте их не знали или могли видеть нечто им подобное в исключительно редких случаях, возможно, в 1304 году во время большого представления на реке Арно, описанного хронистом Джованни Виллани: «На лодках и гондолах установили балаганы, в которых представляли сцены адовых мук: одни участники спектакля нарядились ужасными на вид демонами, тогда как другие изображали бестелесные души, подвергавшиеся всевозможным пыткам, а потому оглашавшие место действия невообразимыми воплями и криками, так что получилось зрелище, которое было в равной мере страшно и смотреть, и слушать» (Хроника, VIII, 70). Об этом представлении мы уже рассказывали; оно закончилось трагически (мост, на котором собрались зрители, рухнул, унеся жизни многих) и не являлось театральной постановкой в собственном смысле слова, с действием и диалогами: «Это было не что иное, как изображение адовых мук, без какой-либо фабулы и вымысла».[290] Некоторые склонны считать театральным представлением религиозные сцены, разыгрывавшиеся в Сиене в 1257 году и во Фриуле в 1288 и 1303 годах. Однако в первом случае речь идет о немой сцене, изображавшей распятие Христа в день Страстей Господних, во втором — о настоящем представлении (последовательно изображались сотворение прародителей, Благовещение, Страсти Господни, Воскресение, Вознесение), причем исполнителями были священнослужители, сценой — резиденция епископа, а говорили на латинском языке.[291] Ничего похожего во Флоренции не бывало, пройдет немало времени, прежде чем в городе появятся спектакли такого уровня.

История театра во Флоренции не отличается от истории театра в других городах средневековой Италии. Истоки этого искусства следует искать в литургии, а точнее говоря — в богослужении на Страстной неделе. С XIV века четыре Евангелия читаются по ролям тремя клириками (раньше их читал один человек, «переменами тона голоса выделявший диалоги и включение в действие других персонажей»[292]). Это чтение на несколько голосов сопровождалось «действиями и жестами чисто театрального характера».[293] Литургию в Чистый четверг и Страстную пятницу проводили так, чтобы подчеркнуть многоголосием драматический характер мессы. Своего апогея эта театрализация достигала в Пасхальное воскресенье после пения псалмов, в тот момент, когда жены-мироносицы, придя к пустой могиле Христа, слышат голос ангела: Quem quaeritis? Jam surrexit. Venite et videte. Alleluia. Alleluia («Кого вы ищете? Он воскрес. Идите и смотрите. Аллилуйя. Аллилуйя»). Разумеется, здесь можно видеть лишь эмбриональную форму театрального представления. Специалисты сходятся во мнении, что собственно церковная драма появилась в бенедиктинском монастыре Санкт-Галлен, в его «тропах» или секвенциях перед литургическим пением, во время или после него. Но, вполне возможно, прав и П. Тоски, полагавший, что монахи бенедиктинского аббатства Монте-Кассино еще раньше использовали тот же поэтический прием в сочетании со «сценической игрой», хотя и весьма примитивной, с вовлечением в нее других клириков, участвовавших в молебне. Короче говоря, «именно на плодородной почве элементов драмы, содержавшихся в католической литургии, произрастал густой и пышный лес западноевропейской литургической драмы»[294].

До подлинного религиозного театра путь был еще долог, этапы его становления более или менее гипотетичны. Обычно говорят, что только флорентийское sacra rappresentazione (церковное представление) знаменует собой рождение театра в точном смысле слова. Но это церковное действо датируется XV веком, так что Данте и его современники могли знать только литургические драмы. Такие представления давали по всей Западной Европе, особенно во Франции, сперва внутри церквей и на латинском языке, с клириками в качестве актеров, по драматическим схемам, навеянным Священным Писанием, а затем, с XII века, на церковных папертях, с декорациями, о которых мы вкратце рассказали, с актерами-мирянами, и на «народном языке» (важнейшее новшество, делавшее театр популярным в народе). Иначе говоря, монологи и диалоги произносились по-итальянски (и, соответственно, по-французски на французских сценах; однако итальянцы понимали и французский язык, охотно собираясь на представления трупп, прибывавших из Франции). Не стоит заблуждаться на тот счет, что в этой области будто бы происходило последовательное развитие: первоначальная форма (церковная драма, разыгрывавшаяся внутри храмов) замещалась последующей, более светской формой. Долгое время эти формы сосуществовали, несмотря на запреты римских пап и синодов, начиная с буллы папы Иннокентия III от 1207 года и вплоть до постановления Утрехтского синода 1293 года, предписавшего изгнать из церквей действа, едва ли совместимые со священным характером места. Все, что касается истории театра, остается догадкой; тем не менее можно предположить, что переходу от церковной драмы на латинском языке, которую в храмах представляли клирики, к драме, разыгрываемой на открытом воздухе мирянами на народном языке, способствовала деятельность Конгрегации славящих, о которой мы рассказывали.

Хвалебная песнь (lauda) как литературный жанр появилась раньше, чем возникло широкое движение последователей Раниери Фазани, который в 1260 году обошел Умбрию, всюду встречая восторженный прием. Братство славящих существовало во Флоренции с 1183 года (confraternita dei laudesi della Beata Vergine Maria). Что касается хвалебных песнопений, то «нет ни малейшего сомнения относительно их происхождения: изначально это были те же самые хвалины, читавшиеся на утреннем каноническом богослужении, то есть три последних псалма Псалтири, а также тропы антифонного и респонсорного пения — хвалебные гимны, сочинявшиеся поэтами и музыкантами бенедиктинского монастыря Санкт-Галлен».[295] В качестве примера можно назвать наиболее знаменитое произведение, «Гимн брата Солнца» (1225–1226) святого Франциска Ассизского, навеянный CXLIII псалмом (музыка не дошла до наших дней). Но каким бы ни было его происхождение, хвалебное песнопение достигло своего наибольшего распространения во второй половине XIII века, получив признание по всей Италии. Именно тогда сформировался тот тип представления, который можно назвать театральным: он повторялся десятки раз в течение литургического года в неразрывной связи с мессой, причем особое предпочтение ему отдавалось на Страстной неделе, когда кульминационным моментом становились Страсти Господни. Наиболее известным образцом этого жанра служат хвалебные гимны Якопоне да Тоди (1230–1306), в которых у подножия Распятия разворачивается патетический диалог между Марией, Иоанном, Христом и толпой, предельно лаконичный в знаменитом гимне «Stabat Mater». Переход от первых хвалебных гимнов, представлявших собой своего рода речитатив по образцу танцевальной песни, к драматическим хвалебным гимнам осуществлялся постепенно. В эпоху Данте этот процесс находился на промежуточной стадии: двое, трое или четверо чтецов, различавшихся своими типичными нарядами, выступали на фоне простейшей декорации, схематично обозначавшей место действия в соответствии с основным принципом театра того времени — принципом одновременности. Что касается музыкального сопровождения, неразрывно связанного с диалогической декламацией, то использовалось уже не григорианское пение, а «линейная музыка, чистая, выразительная, созвучная поэзии, не формальная и не литургическая»,[296] музыка, перемены которой отражали вступление каждого чтеца, что предвещало скорое зарождение флорентийского «нового искусства» (Ars Nova).