Слава и трагедия балтийского линкора - Никита Кузнецов

Я приказал пустить в ход, в помощь осушительному насосу, мощную водоотливную турбину — и она стала быстро освобождать трюм от воды; попутно я распорядился уменьшить по возможности просачивание.

Поднявшись затем на батарейную палубу, взглянул на кренометр и заметил, что крен уменьшился до 3 градусов.

Здесь я был неожиданно поражен странным и крайне неприятным слухом о том, что «Славу» будто бы приказано приготовить к взрыву. Предполагая, в связи с этим слухом, что командир, может быть, не имеет точных сведений о состоянии корабля но трюмной части, я поднялся в боевую рубку и доложил капитану 1-го ранга В.Г. Антонову о том, что «Слава» находится в безопасном состоянии, крен выровняется минут через десять, после чего она снова может вступить в бой.

В ответ на мой доклад командир поведал мне скорбные новости: Вице-адмирал М.К. Бахирев решил прекратить неравный бой и сигналом приказал Морским силам Рижского залива отступить к Вормсу (12 час. 47 мин.). «Слава» не имеет возможности идти вместе с ними, так как она приняла от подводных пробоин чрезмерное количество воды, погрузившее ее нос до 33 футов. Пробоины велики, и на них нельзя завести пластыри. Продолжать бой с дредноутами «Слава» не может, так как ее боеспособность потеряна: 12-дюймовые носовые орудия выведены из действия вследствие затопления их погребов и непоправимой неисправности, кормовые орудия тоже повреждены. Командир донес вице-адмиралу М.К. Бахиреву по радио о состоянии корабля и просил разрешения взорвать корабль (предполагая это сделать на глубоком месте) и прислать миноносцы для снятия команды. Адмирал ответил по радио, что посылает миноносцы, и приказал, войдя в канал, затопить «Славу». После этого командир решил, дойдя до канала и по возможности войдя в него, взорвать корабль.

Капитан 1-го ранга В.Г. Антонов не рискует совместить взрыв «Славы» с ее переворачиванием, так как опасается, что при совместных операциях может не произойти взрыва.

Командир, кроме того, сообщил мне о том, что не получает ответа из машинных отделений, и приказал мне выяснить причину этого и наладить связь, так как корабль необходимо еще окончательно развернуть для взрыва.

Я побежал в машинные отделения — и не нашел в них никого из машинистов; не было там и двух молодых инженер-механиков.

Как потом выяснилось, в машинные отделения стали кричать сверху, чтобы все оттуда выходили, т.к. корабль скоро взорвется. Машинисты, приняв эти возгласы за распоряжение, исходящее от командира, стали подыматься наверх; в действительности же кричали сверху распустившие по кораблю нелепый слух о немедленном взрыве его члены судового комитета — распропагандированные, недавно поступившие на «Славу» матросы из полуинтеллигентов. Бывшие по боевому расписанию в машинных отделениях два молодых инженер-механика почему-то не снеслись с командиром — и поднялись наверх после того, как все машинисты вышли.

Не обнаружив никого в машинных отделениях, я выбежал наверх, чтобы собрать машинистов. Войдя на спардек, увидел там и на правом срезе верхней палубы часть команды и среди нес машинистов. Подошедший к правому борту «Славы» миноносец 3-го дивизиона принимал в это время от нас раненых.

Я приказал машинистам отправиться вниз по боевому расписанию, что они немедленно выполнили.

После этого командир дал ход машинам для того, чтобы приблизиться к Моонзундскому каналу, и, поставив затем стрелки машинных телеграфов на стоп, приказал мне вместе с машинной и кочегарной командой подняться наверх. Ковда застопорили машины, я отпустил машинистов и кочегаров, а сам оставался еще некоторое время внизу вместе с машинным унтер-офицером Коровиным для того, чтобы проверить, закрыт ли до отказа регулятор левой машины, и поставить ее кулисы в более точное положите на стоп, так как эта машина еще чуть-чуть проворачивалась. Остановив ее, я приказал Коровину подняться наверх.

— А вы, г-н лейтенант? — обратился ко мне с вопросом этот образцовый унтер-офицер, участник всех боевых операций «Славы», сохранивший полностью в революционном чаду сознание долга. Он смотрел на меня беспокойным взглядом, опасаясь, что я могу остаться внизу.

— Я уйду последним, — был мой ответ, и Коровин успокоился.

Поднявшись наверх, узнал, что вся команда уже снята с корабля, и бикфордовы шнуры, установленные на полчаса к подрывным патронам в кормовых, 12-м и 6-дюймовом правом, погребах, — уже горели.

Я затянул в последний раз в свою каюту, набросил шинель и, захватив с собою предсмертное, напутственное письмо моей матери, умершей в 1916 году, вышел на ют, где офицеры спускались в поджидавший их у левого борта, на корме, миноносец «Сторожевой». Я присоединился к ним — и навсегда отделился от любимого корабля.

На «Славе» оставался еще некоторое время командир: он производил последний осмотр ее помещений для того, чтобы лично проверить, все ли раненые взяты с корабля. Закончив обход, командир последним покинул «Славу» и спустился на миноносец «Сторожевой».

Спустя минут десять после этого, а именно в 1 час 58 мин. пополудни, над кормовыми 12-дюймовыми погребами «Славы» поднялся высоко вверх столб густого дыма — и раздался оглушительный взрыв, после которого начался пожар. Затем последовали еще два взрыва, сопровождавшиеся усилением пожара; после третьего взрыва оторвалась корма.

Молча, охваченные скорбью, смотрели мы на дорогую нам «Славу», которая, как родное любимое существо, была близка тем из нас, кто долго плавал на ней и, принимая участие во всех ее боевых операциях, переживал немало радости и немало печали.

Но не одну скорбь об утрате корабля мы испытывали; в душе ощущалось презрение и кипела злоба к тем безвольным и жалким людям, которые, находясь у власти после мартовского переворота, вели Россию к крушению и позору — и ослабили ее духовную мощь и способность защиты от внешнего врага. Им обязана «Слава» своим преждевременным и ненужным концом.

Немцы, воспользовавшись смутой в России и упадком ее духовной мощи, посмели войти в Рижский залив и завладеть им теперь, когда материальные боевые средства обороны его стали вполне грозными и во много раз превосходили те, какими мы располагали в 1915 году. Тогда значительно сильнее нас противник не имел возможности преодолеть нас и завладеть заливом, так как наши ничтожные силы были спаяны крепкой дисциплиной, здоровым духом, сознанием долга перед Царем и Отечеством и блестящей организованностью.

С этими безотрадными мыслями мы, стоя на палубе уносившегося в Рогекюль «Сторожевого», провожали взглядами удалявшуюся от нас охваченную пожаром «Славу» до тех пор, пока она не скрылась от глаз.

После взрыва погребов нашего корабля три миноносца 5-го дивизиона выпустили, по приказанию вице-адмирала М.К. Бахирева, в «Славу» шесть мин, чтобы доконать ее; только одна мина «Туркменца Ставропольского» взорвалась, попав в подводную часть «Славы» против носовой кочегарки.

Пожар нашего корабля продолжался до трех часов ночи и сопровождался массой мелких взрывов.

В бою 4 октября «Слава» получила всего 8 попаданий 12-дюймовых орудий. Кроме пяти описанных были еще три попадания под конец боя (12 час. 40 мин.): одно — в церковную палубу, которым она была разворочена в нескольких местах, и два — в жилую палубу; оба снаряда, пробив поясную броню возле радиорубки, взорвались в бортовых коридорах, разнесли их и выпучили легкие переборки соседних запасных угольных ям.