Все демоны. Pandemonium - Олег Угрюмов

И душевных метаний, связанных со смертью и воскрешением, тоже не наблюдалось. Возможно, более нервное и впечатлительное создание на его месте испытало бы несколько неприятных мгновений; пыталось осмыслить происходящее; нуждалось в дружеской поддержке. Скорее всего, оно поставило бы окружающим хотя бы один вопрос.

Но цельная натура Лилипупса не требовала всех этих харцуцуйских церемоний. Ожил — и прекрасно. О чем тут говорить?

Повертев массивной шеей, на которой снова укрепилась его громадная голова, он пару раз рыкнул — проверил голос, а также подергал себя за уши. Затем ковырнул пальцем в носу, сплюнул песок, набившийся в рот. На том это импровизированное медицинское обследование и завершилось.

Отряхнув с себя землю, Лилипупс взыскующим взглядом обвел разношерстную делегацию встречающих и обнаружил несколько знакомых лиц.

— Генерал Галармон! — воскликнул он.

— Агапий! — прослезился генерал.

— Рад видеть вас снова, — признался суровый сержант.

— А я…

— А вот ваша прическа требует повешения ее парикмахера, — добавил тролль. — Непорядок в строю.

— Исправлюсь, — привычно ответил Галармон, не обнаруживая в ситуации внутренних противоречий.

И тут на сцене появилось новое действующее лицо в оливковой мантии с капюшоном.

Внимательному читателю даже не нужно объяснять, кто именно. Исключительной способностью неудачно вписываться в окружающую среду и усложнять и без того сложные ситуации обладал только жрец Мардамон.

— Представляете, — закричал он издалека, — такое опять странное недоразумение! Меня кто-то по ошибке запер на смотровой площадке донжона. Зашел туда буквально на минуту — окинуть взглядом окрестности, а назад ходу нет. Захлопнулся люк. Как-то очень странно, на задвижку. И еще крючок. Вероятно, призраки шалят. Едва выбрался.

— Как? — спросил Думгар трагическим голосом, какой мог быть у жабы Юцапфы, когда ее прикрепляли к деревянной подставке. — Как у вас получилось?

— О! Это целая история, — лучась радостной улыбкой, сообщил жрец. — Сперва я, конечно, кричал и стучал. Никакого результата. Затем пытался совершить подкоп — просто так, чтобы после не укорять себя, что не предпринял все возможные попытки к спасению. Затем искусно ковырял ножом в дверной щели. И уже потом, свив веревки из собственных одежд, спустился вниз, на балкончик. А с балкончика зашел в комнату, где приоделся в целое, и сразу устремился сюда.

— То есть вы залезли в мой шкафчик и взяли мою мантию! — возмутился Узандаф, наконец определивший, отчего наряд жреца кажется ему таким непривычным, с одной стороны, и ужасно знакомым — с другой.

— Скорее, позаимствовал, — отвечал Мардамон, осторожный в формулировках. — Не появляться же в приличном обществе в лохмотьях и вервиях.

— Вот уж от вервий увольте! — попросил герцог.

— А теперь приступим к главному! — И жрец, раскрыв объятия, пошел на огромного тролля. — Голубчик! Поздравляю с успешным воскрешением! Не хотите ли принести благодарственную жертву?

Агапий побуравил его крохотными глазками и уточнил:

— Ты — жертва?

— Нет, но я могу всемерно содействовать…

— Еще раз пикнешь — будешь жертвой, — проникновенно пообещал сержант.

— Богам это неугодно, — возразил Мардамон, смутно подозревающий, что остальные протестовать не станут.

— А богов мы построим позже.

Тут Галармон потолкал локтем довольного Такангора, будто напоминая: «Я же говорил — это самое то, что вам нужно!»

Жрец погрустнел и уступил место потомственному некроманту.

Зелг уже понял, что с этим бригадным сержантом ему придется нелегко, но положение обязывало.

— Здравствуйте, любезный, — начал он. — Мы…

— Кто таков? — рявкнул Лилипупс, вращая глазами. — Где осанка? Где четкие взмахи конечностями? Не вижу усердия.

Герцог затрепетал.

— И не надо, — вмешался Такангор. — Я много слышал о ваших успехах и хочу, чтобы вы служили под моим началом. Обсудим перспективы?

Лилипупс внимательно оглядел минотавра и подумал, что перспективы есть, а значит — есть и тема для обсуждения. Этот рослый рогатый новичок пришелся троллю по душе. Он был какой-то такой — особенный. Ему крайне редко встречались подобные экземпляры, и жили они обычно недолго. Но если уж выживали, то из них непременно получались герои и полководцы — словом, персонажи светской хроники и военной пропаганды.

— Эта кисточка на хвосте неуместна в моем присутствии, — все же не утерпел тролль.

— Отставить обсуждение! — зарычал минотавр, сверкнув гранатовыми очами. — Кисточка напомажена по уставу. Устав утверждаю я!

Агапий Лилипупс привык к крику самого высшего сорта и огненным взглядам любой степени убойности. И все же этот молодец сумел его удивить, как в недавнем прошлом сумел удивить всемогущую кассарийскую горгону.

В какой-то момент Лилипупсу показалось, что сейчас его употребят на фарш для пирожков. Это было непривычное развитие событий, но оно не представлялось вовсе невероятным. Минотавры умеют убеждать.

Не путай нелогичное с невозможным.

Принцип Стайнера

Рубиновые глаза Такангора наливались королевским пурпуром, разгораясь изнутри всепожирающим пламенем, и бригадный сержант отступил. Он умел признавать чужое превосходство, умел подчиняться и даже радовался втайне, когда мир порождал существо, способное его превзойти. В конечном итоге, сержант Лилипупс никогда и не мечтал командовать армией. Он просто хотел верно служить достойному командиру. И, кажется, его мечта сбылась.

— Так точно! — радостно сообщил он. — Слушаюсь.

Минотавр милостиво кивнул.

Зелг взглянул на него с детским восторгом. Он и прежде был склонен верить не столько в богов, сколько в Такангора, а теперь окончательно уверился в истинности своей религии.

— Это генерал Топотан, победитель при Бэхитехвальде, сокрушитель Галеаса Генсена, — несколько запоздало сообщил Ангус да Галармон, указывая на минотавра.

Бригадный сержант Лилипупс принял эту информацию к сведению.

— И герой Кровавой паялпы, — заметила фея Гризольда.

Вот тут Такангор и обрел в лице Лилипупса самого верного помощника и преданного поклонника.

Сообразительный тролль быстро понял, в чем заключается основная проблема его нового начальства. Правда, сам он проблемой это не полагал. Его интересовали всего два сугубо практических вопроса: с кем предстоит война и на когда она назначена?

Не говорите мне, что эта проблема сложна. Будь она проста, не было бы проблемы.

Фердинанд Фош