Все так - Елена Стяжкина

– Может быть, на этой свадьбе я встречу своего человека? – спрашивает она.

– Двадцати двух-четырех лет? Ты хочешь такого маленького своего человека? – удивляюсь я.

– Теперь, когда я цвета баклажана, почему бы и нет?

– А в городе бабушки Милы баклажаны называют синенькими…

– Нет, синенького я не хочу… Только зелененького, незрелого. А еще очень важно, чтобы у него была здоровая печень.

В этом месте надо плакать, но мы смеемся.

9 сентября, раннее утро

А мы все время смеемся, когда надо плакать. Кто-то сказал нам, что слезы – это стыдная слабость. И наши враги не должны ее видеть. Мы всегда живем с оглядкой на врагов. Хотя со многими из них мы даже не знакомы.

Враги – тоже метафора. Фигура речи. Лучше думать, что кругом враги, чем знать, что кругом пусто.

Получается, что, кроме невидимых и, наверное, несуществующих врагов, мы никому не нужны.

Спрашивается: зачем тогда смеемся, если хочется плакать?

А Сережа спит.

Предатель.

9 сентября, утро

И я тоже буду… А проснусь через девять дней на десятый, и все уже будет в порядке. А семнадцатого все будут подбегать к этому предателю и спрашивать: «Ой, а где же наша Наташенька (она же Толик, она же Изя)?» А он будет говорить: «Спит, спит себе, знаете ли, и плевать хотела…»

И ему будет стыдно и грустно. Как сейчас мне.

* * *

Выясняется, что Гоша, брат Андрюши, на свадьбе пить не будет, потому что ему за руль и в отпуск. У него бархатный сезон. Поэтому банкет лучше перенести.

Еще выясняется, что у Вовки, который считается моим биологическим отцом, на семнадцатое намечены встречи с избирателями и с телекамерами. У него, оказывается, старт кампании. И нам должно быть лестно запустить его избирателей в ресторан. Но хочется почему-то запустить не избирателей, а тяжелый предмет, и не в ресторан, а прямо в голову. Вовке в голову.

Еще из крупных проблем – неожиданно запивший тамада, «моей-маме-нечего-надеть», дождь в прогнозе погоды и вопрос Кати: «А что делают люди после свадьбы?»

* * *

А из хорошего – смирение.

Мы неожиданно привыкли, что Катя теперь всегда будет сначала женой, а потом, может быть, дочерью.

– Я не люблю жареную картошку, порезанную кубиками, – говорит Сережа. – Пусть теперь Андрюша думает, как сказать ей об этом.

– А вдруг он как раз любит?

– Кубиками? Извращенец!

Не остро, не остро, не остро. Я ищу в себе дыры и пропасти, в которые так сладко падала все это время, и не нахожу. Не остро. И кое-где даже растет трава.

9 сентября, день

– Ваш сын укусил Макара, – строго говорит учительница.

– За что? – спрашиваю я.

– А это имеет значение? – удивляется она. – Ну, за руку. Можно подумать, если бы он укусил Макара за ногу, это бы меняло дело…

Я киваю. Не меняло бы, конечно.

Но вопрос не в месте нанесенных увечий, а в причине. У человека могут быть причины, по которым он превращается в собаку. Деньги, например, могут быть причиной. Или другие травмирующие обстоятельства.

– За что? – снова спрашиваю я.

– За солнце, – нехотя отвечает Миша. – Я считаю, что если солнце садится, то у него есть попа.

– А Макар?

– А Макар говорит, что попа и пися – это плохие слова и их говорить нельзя. А сам пошел к Ольге Ивановне и сказал.

Он морщит нос. Поправляет очки, подсовывает под стекла указательные пальцы. В глазах собираются слезы. И важно поймать их руками и сразу, на выходе.

– Он больше не будет, – говорю я.

– Не уверен, – вздыхает Миша.

Учительница сурово качает головой. Ей грустно. Но немножко смешно. А Макар – ябеда. Я бы сама его укусила.

10 сентября

В ресторане – траур по поверженным леопардам. Почему-то по синтетическим. Стулья наряжены в пятнистые чехлы, официанты – в шапочки с ушами. У официанток на юбках – хвостик. На стенах висят трофеи – пустые бутылки, кобуры, сабли, лицо убиенной косули, три фотографии медведя и грамота кабинета министров «Лучшему охотнику страны».

Все это считается концептуальным.

Только можно мы не будем здесь жениться?

– О да! – говорит выглянувший из запоя тамада. – Ваш ресторан классом похуже. И это меня эстетически оскорбляет. Я не могу писать сценарий для вечности в забегаловках.

Мне не смешно. Не зло. Не агрессивно. И не страшно, что все пойдет прахом.

Ненаписанный для вечности сценарий – это какая-никакая, а гарантия.

Конец света временно откладывается. По причине эстетического возмущения автора.

11 сентября

А мы спим. Еще не долго, не глубоко, по очереди: Сережа в первой части ночи, я – во второй. Но это большой прогресс.

* * *

Бабушка Шура нарядилась и пришла к загсу. Это – в итоге. А сначала она пропала и ее искали. В моргах, в больницах, в милиции, в церкви. Еще у соседей.

Нас спасли прогресс, цивилизация и функция «последний набранный номер». Это был номер такси…

Когда мы ее нашли, папа сказал шепотом: «Я еще не готов быть сиротой».

«А никто не готов, Лешенька! – лучезарно улыбнулась бабушка Шура. И добавила: – Сыночек».

Иногда бабушка Шура знает, что у нее склероз. И когда знает, очень стесняется. Ей неловко. Склероз – большое беспокойство для окружающих. Зато ее личная война закончилась миром.

Первыми забылись колдуны. Рассосались как не было. Ушли враги, дэмоны, желание менять квартиры… И другие желания, считавшиеся странными. Их место занял немецкий язык. И детство, в котором были бонна, фарфоровая кукла, привезенная отцом из Парижа, пони, подаренный крестным, и бесконечный поиск салфетницы, без которой невозможно начинать обед.

Врачи говорят, что в склерозе только детство и имеет значение. Только оно и помнится хорошо.

«Мне надо чаще бывать в свете, – говорит бабушка Шура. – Я провела здесь буквально полчаса, и меня трижды расцеловали и угостили шампанским».

«У тебя диабет! – возмущается папа. – Тебе нельзя спиртного!»

«Неужели? Ты думаешь, что это может мне навредить?»

Бабушка Шура у нас ровесница Первой мировой.

И мне кажется, что по поводу пони она врет.

12 сентября

План взятия Бастилии такой: в два часа дня Андрюша приедет к нам домой забирать Катю. В четыре факт передачи собственности подтвердит специально обученная женщина из Дворца бракосочетаний. В шесть по этому поводу можно будет напиться. В ресторане без леопардов. Без леопардов – это пока единственная хорошая новость.