Оборванные нити. Том 1 - Александра Маринина

Он любил оружие и лошадей. Они казались Сергею Саблину атрибутами благородной мужественности и спокойного уверенного бесстрашия. Поэтому из всех кинематографических жанров он предпочитал именно вестерны. У него была довольно приличная коллекция кассет, которые он приобретал самыми разными путями: заказывал за деньги в разных полулевых фирмёшках, покупал у тех, кто выезжал за рубеж, заказывал Юлии Анисимовне, которая частенько бывала за границей. Большинство этих фильмов оказывались не дублированными, но Сергея это отнюдь не смущало: его знаний английского языка было более чем достаточно для просмотра вестерна. Если уж этих знаний хватило на Шекспира, то для картины о смелых и благородных парнях с Дикого Запада их всяко хватит.

А из всех вестернов Сергей Саблин больше всего любил «Веревку и кольт», потому что этот фильм был совсем не похож на настоящий вестерн, хотя таковым вроде бы являлся. Снял его любимый актер Сергея Робер Оссейн, он же сыграл и главную роль. А музыку к фильму написал его отец, композитор Андрэ Оссейн, урожденный Амилькар Гусейнов, азербайджанец из Узбекистана, много лет назад эмигрировавший во Францию. Музыка к фильму приводила Сергея в то странное состояние, которого он обычно опасался, но отказаться от которого не мог: нежной щемящей тоски и предвидения горького конца. В этом фильме было совсем мало диалогов, зато много крупных планов и много музыки. Единственное, что не нравилось Сергею, так это игра актрисы, исполнявшей главную роль. Она была настолько профессионально слабее своего партнера Оссейна, что при изобилии крупных планов ее актерская беспомощность становилась более чем очевидной. Красавица с изумительной фигурой не умела совсем ничего, кроме как заставить свои глаза наливаться слезами перед камерой. Это было тем немногим, что у нее получалось действительно хорошо. Но Сергей считал актрису единственным недостатком фильма и пересматривал его постоянно, когда испытывал необъяснимую тоску, от которой не мог избавиться.

* * *

Юлия Анисимовна, как неожиданно для себя осознал Сергей, оказалась куда лучшей провидицей, чем он полагал. Вероятно, он недооценивал мать, которая, как и предупреждала его покойная тетя Нюта, была «немножечко колдуньей», а скорее всего, просто действительно много знала, много понимала и прекрасно ориентировалась в политической ситуации, да и не только в политической. Одним словом, все произошло именно и в точности так, как она предсказывала.

Через две недели после того, как акт судебно-медицинской экспертизы по Ксении Усовой ушел из Бюро, в морг явились приятного вида мужчины, которые принялись задавать Сергею вполне, на первый взгляд, невинные вопросы, касающиеся круга его знакомств и образа жизни. Предупрежденный матерью, Саблин сразу сообразил, куда эти вопросы ведут: есть ли у него контакты с представителями той или иной заинтересованной стороны и не брал ли он взятку за то, чтобы поставить именно такой диагноз и написать именно такое заключение, в котором будет стоять именно такая, а не какая-нибудь другая причина смерти ребенка.

Сергей злился, грубил, хамил, но мужчины не утрачивали приятности манер и продолжали день за днем терзать его вопросами. В ординаторской был проведен обыск, затем последовал обыск дома, затем, как и опасалась Юлия Анисимовна, у нее дома, на даче, а также у родственников по линии жены, проживающих в Ярославле. Обстановка дома стала совершенно непереносимой. Лена плакала каждый день и кричала, что он сломал жизнь и себе, и ей, и ребенку, что из-за его дурацкого тупого упрямства все теперь страдают, что какие-то люди приходили к ней в школу и задавали очень странные вопросы директору и завучу об учителе младших классов Саблиной, в частности, о том, не стала ли она приходить на работу в более дорогой одежде и с ювелирными украшениями, которых раньше у нее не было.

— Это унизительно! — рыдала она. — Я не могу по коридору пройти спокойно, на меня все оглядываются, пальцем показывают, причем не только педагоги, но и дети, все поголовно, с первого по одиннадцатый класс! Все теперь обсуждают, сколько стоит кофточка, которая на мне надета, и сколько стоят туфли, в которых я хожу. Обсуждают, спрашивают, где я это купила и сколько заплатила. А я отвечаю, что все это куплено на Петровско-Разумовском вещевом рынке, или на Рижском, или в «Лужниках». И на меня смотрят, как на врушку, никто не верит мне, а этим козлам, которые пришли из-за тебя, все поверили. Я-то в чем виновата? За что меня так опозорили?

В конце концов где-то что-то произошло, где именно — Сергей так никогда и не узнал, то ли следователя сменили, то ли какое указание сверху вышло, то ли кому-то взятку дали, но Сергея, изрядно издерганного и почти переставшего спать, вдруг перестали спрашивать про связи и деньги. Все успокоилось, затихло, и он решил, что скандал закончился. К Бюро пока никаких претензий не было, а тот факт, что судебно-медицинский эксперт Саблин, вместо того чтобы заниматься своей непосредственной работой, по полдня общается с приятными мужчинами, сказался, конечно, негативно на отношениях с коллегами, но катастрофой не стал. Никто Сергея не пытался уволить, никто больше не грозил ему карами небесными, и когда приятные мужчины перестали приходить, звонить, приглашать к себе и устраивать обыски, Саблин решил, что «торпеда прошла мимо». Он сохранил собственное достоинство, он не потерял профессиональной чести, он не поступился принципами — и ничего, небо не разверзлось и земля под ногами не провалилась. Все то, что произошло, как оказалось, вполне можно пережить.

Он приободрился, снова стал улыбаться, хотя на душе скребли кошки: конфликт с Леной становился все глубже, и возвращаться после работы домой хотелось с каждым днем все меньше. Он зачастил к Ольге, и это вызвало очередную волну упреков и подозрений со стороны жены, которая была крайне недовольна тем, что Сергей так мало времени проводит дома и ничем не помогает ни в плане хозяйства, ни в плане воспитания дочери.

— Мало того, что ты навлек на всех неприятности, мало того, что ты испортил мне жизнь в школе, а моим родственникам — жизнь в Ярославле, мало того, что мы с мамой лишаемся здоровья из-за твоих выкрутасов, так ты еще и бросаешь меня на произвол судьбы, дома бываешь только по ночам, приходишь, пьешь чай и ложишься спать, а утром встаешь и уходишь на эту свою кретинскую работу в этот свой вонючий омерзительный морг! Ты устроил из собственного дома гостиницу, где тебе удобно переночевать и где тебе нальют тарелку супа и подадут чистое белье. А сам ты что-нибудь делаешь для своей семьи? Только не надо говорить, что ты приносишь зарплату. Эту зарплату ты можешь засунуть себе в задницу, от нее все равно никакого толку!

Упреки стали постоянными, и Сергей уже по нескольку раз в день думал о том, что Ленка, в сущности, права. Он ничего не делает для семьи, но это только лишь потому, что он не знает, не умеет, не понимает и в конечном счете не считает нужным что-либо делать. Ему не нужна семья. Он не семейный человек. Он — волк-одиночка. И взгляд у него волчий, как у деда Анисима.

Ему никто не нужен. Кроме Ольги. Но ему нужна именно Ольга, одна Ольга, и только Ольга. А вовсе не семья с той же Ольгой. Не создан он для семейной жизни.

И вдруг последовал новый вызов в прокуратуру. На этот раз следователь, уже другой, озабоченный и строгий, поставил Сергея в известность о том, что он привлекается в качестве свидетеля по делу о получении взятки крупным чиновником из Минздрава по фамилии Лукинов. При этих словах Сергей вздрогнул. Вот теперь только все и начнется, понял он. До этого были одни цветочки. А вот и настал черед крупных, тяжелых и невыносимо горьких и ядовитых ягодок. Со слов следователя, Лукинов взял крупную взятку за то, чтобы в интересах определенной фармацевтической компании протолкнуть госзаказ на вакцину. И в случае, если факт получения взятки удастся доказать, Лукинову грозит реальный срок лишения свободы. И срок отнюдь немалый.