Шальные деньги - Андрей Воронин

Начали составлять документы. А Юшкевичу и Потапчуку уже все было ясно. Опять позвонил Ленский. Юшкевич выругался матом, грязно и коротко.

– Спартак, ты был прав. Только откуда ты все это узнал?

– Я человек не глупый.

Потапчук же понял, что до Ленского добрался Слепой, тогда, когда за ним прислали машину и вызвали к директору ФСБ. Тот был на удивление вежлив, хотя прощения не попросил, – в конторе подобные телячьи нежности не в ходу.

"Слепой меня не послушался”.

– Закурить не желаете? – сказал Потапчук, открывая крышку старого серебряного портсигара с недорогими сигаретами.

– Портсигар у вас красивый. Наверное, многое повидал?

– И многих повидал, – добавил Потапчук, намекая на то, что на его веку сменилось столько начальства, что Юшкевич – песчинка в пустыне, которую случайно вынесло на солнце, но стоит сильнее подуть ветру, и она снова исчезнет в барханах, даже не оставив о себе у памяти.

Генерал курил, глядя на кладбище, памятники, мокрые деревья. Краем уха он слышал, как Юшкевичу какой-то полковник докладывал о том, что действительно в Пырьевской психиатрической лечебнице находился больной, по описанию похожий на полковника налоговой полиции Кривошеева, – скорее всего он и был его братом. Что главврач исчез, а его секретарша дает показания. И возможно, главврач убит.

Когда полковник упомянул о каком-то странном человеке, приезжавшем совсем недавно в Пырьевск из ЮАР и успевшем расспросить обо всем секретаршу психиатра, генерал Потапчук картинно отправил недокуренную сигарету в лужу. “Конечно же, это – Слепой. Кто же еще мог попасть в Пырьевск раньше ФСБ? Где же он сейчас?"

Успехи следствия были налицо. Стало понятно, что Кривошеев имитировал собственную гибель, что в машине погиб не он, а его сумасшедший брат.

– Всяких мерзавцев я повидал в жизни, – сказал Юшкевич генералу Потапчуку, но чтобы убить родного брата-близнеца… Из-за чего? Из-за денег! На такое даже Ленский не способен.

– Не просто из-за денег, – холодно ответил Потапчук. – Из-за великих денег.

Юшкевич зло плюнул под ноги. Он должен был смириться с тем, что Ленский прав. “Но заплатить ему тем не менее придется”, – подумал чиновник из администрации.

У разрытой могилы остались криминалисты, прапорщики и два полковника. Высшие чины медленно тянулись к выходу с кладбища, где их ждали служебные машины и охрана. “Если Ленский заодно с Кривошеевым… – мелькнула в голове Юшкевича мысль, но он тут же отмел ее. – Нет, такого быть не может. Он бы тогда сидел тихо”.

– Все это, конечно, хорошо, – говорил Юшкевич директору ФСБ, – но где теперь искать Кривошеева? Он мог преспокойно покинуть Россию в тот же день, когда прогремел взрыв. Улететь на самолете, уехать на поезде, уплыть на подводной лодке.

– На подводной лодке далеко не уплывешь, – сказал директор ФСБ.

– По-моему, придется смириться с тем, что мы его уже никогда не найдем. Самое мерзкое, что он исчез вместе с ноутбуком и диском.

Мрачные предчувствия Юшкевича оправдались: в одиннадцать дня стало известно, что пятнадцать миллионов долларов, тех, что должны были пойти на погашение государственного долга, по назначению не попали. Они исчезли, и для того, чтобы отыскать, на какие счета они угодили по воле Кривошеева, понадобится, как минимум, две недели работы целого банковского отдела. Эти деньги могли оказаться где угодно, и, как понимал Юшкевич, Кривошеев успеет снять их в виде наличных – понемногу и в разных банках. И тогда бывшего полковника налоговой полиции уж точно никто не отыщет. Человеку с деньгами потеряться проще простого.

В душе чиновник из администрации позавидовал Кривошееву: “Изменит внешность, паспорт уже сменил. Не станет же он получать деньги на свою настоящую фамилию. Заживет тихой жизнью, получая удовольствие по полной программе”.

Поскольку на улице шел дождь, то Юшкевичу подумалось, что Кривошеев непременно избрал своим местом жительства одну из теплых стран: “Станет сидеть под пальмами, смотреть на море, на белые яхты. И все у него будет хорошо. А неприятности расхлебывать – мне и всем остальным”.

* * *

Тот день, когда Россия недополучила пятнадцать миллионов долларов, Кривошеев считал самым счастливым в своей жизни, более важным, чем день рождения.

"Все”, – сказал он сам себе, убедившись, что украденные пятнадцать миллионов надежно помещены на десяток тайных счетов.

Экран ноутбука погас, Кривошеев отсоединил штекер от сотового телефона, по которому выходил во всемирную компьютерную сеть, вынул диск из компьютера и полюбовался, как хранилище информации сияет в его дрожащих пальцах. Затем щелкнул зажигалкой. Огонек лизнул пластиковый диск, закапала на землю расплавленная пластмасса. Едкий черный дым поднимался к веткам деревьев. Его запах щекотал ноздри и был для Кривошеева сладок и приятен, как воспоминание о молодости. “По большому счету, это сгорела моя прежняя жизнь”.

Он разжал пальцы и втоптал в землю маленький кусочек оплавленного диска, а потом сделал то, чего так боятся все компьютерщики: отформатировал жесткий диск, уничтожив на нем всю информацию. Теперь ноутбук представлял собой абсолютно бесполезную вещь.

Кривошеев закрыл компьютер, трубку телефона сунул в карман плаща и медленно направился к покрытому ряской пруду. Он прошел по гулкому мостику, с которого дети и беременные женщины любили кормить уток, постоял, посмотрел на воду, затем, широко размахнувшись, забросил ноутбук почти на самую середину пруда. Он упал плашмя, всплеснув, как огромный карп.

Кривошеев дождался, пока успокоится вода, пока сомкнется ряска, и криво усмехнулся.

– Почти все, – пробормотал он. – Осталось еще одно дело. Не великое дело, но важное. Последняя точка.

Он неторопливо, глядя на воду, навернул короткий глушитель на ствол пистолета, проверил обойму и передернул затвор. “Извини, Витя, но так надо. Ты сказал, что мы квиты, и я тебе ничего не должен”.

Он опустил руку с пистолетом в глубокий карман плаща и быстро зашагал по липовой аллее к троллейбусной остановке.

* * *

Виктор Кудрин был азартным человеком не только в деле. Он играл в рулетку, в карты, но никогда не брал с собой много денег, потому что знал: человек, подверженный страсти, просаживает все, что у него есть.

Сегодняшняя игра не задалась, и Кудрин возвращался домой рано, хотя и надеялся провести на теплоходе “Александр Блок”, где располагалось казино, половину ночи. Он въехал на новой “Мазде” во двор, чертыхнулся, увидев, сколько машин собралось под окнами, благо бы только соседские, но появились и чужие. То ли в соседнем дворе места не хватило, то ли гости к кому-то приехали. Наконец он отыскал свободное узкое место, ловко зарулил в него и с трудом выбрался из автомобиля: дверца открывалась лишь до половины.

Новой машиной Кудрин дорожил. И не только из-за того, что много отдал за нее, “Машина – это инструмент, – любил говорить Кудрин, – при помощи которого я зарабатываю деньги. А любой инструмент требует к себе уважения”.