Как влюбиться без памяти - Сесилия Ахерн

— Мне лучше уйти, — прошептала я Адаму.

— Ты останешься, — во всеуслышание заявил он железным тоном. Все обернулись в нашу сторону.

Мы с Адамом занимали один кожаный диван, на другом сидели Лавиния и Морис — буквально час назад адвокатам удалось освободить его под залог. Казалось, он находится на грани сердечного приступа: глаза красные, щеки ввалились и пошли пятнами.

Всеобщая нервозность объяснялась тем, что если до появления Лавинии должность главы компании безусловно отходила к Адаму, то теперь она как старшая могла на нее претендовать, и к тому же никто не знал, не подстраховалась ли она каким-то образом, пока их отец был при смерти. В общем, Адам хотел заполучить этот пост, а Лавиния и того больше.

Адвокат Артур Мей прочистил горло. Выглядел он в свои семьдесят лет весьма импозантно: седой, длинные вьющиеся волосы смазаны гелем и аккуратно зачесаны назад, заядлая мушкетерская бородка решительно выпячена вперед. Они с Диком Бэзилом учились в одной школе, и Артур Мей был одним из немногих, кому тот полностью доверял. Он помедлил, обвел собравшихся взглядом, удостоверяясь, что все внимательно слушают, и начал читать завещание — внятным, чуть скрипучим, властным голосом человека, с которым не приходится спорить. Когда он дошел до того места, где в соответствии с волей мистера Ричарда Бэзила и во исполнение завещания Бартоломью Бэзила Адам Ричард Бэзил назначался генеральным директором компании со всеми необходимыми полномочиями, Лавиния вскочила с дивана и пронзительно завизжала. Нельзя было разобрать, что именно она вопит, это был безумный вой баньши[10], как будто ведьму приговорили к сожжению и поволокли на костер.

— Это невозможно! — наконец выпалила она хоть что-то вразумительное. — Артур, как это могло случиться?! — Она нацелила обвиняющий перст на Адама. — Ты его обманул! Ты одурачил умирающего старика!

— Нет, Лавиния, это как раз ты пыталась его обмануть, — холодно отчеканил Адам.

Он был абсолютно спокоен. Трудно поверить, что этот решительный, исполненный уверенности человек совсем недавно намеревался прыгнуть с моста, чтобы покончить с собой.

— Тут замешана эта сучка!

Теперь она тыкала острым наманикюренным пальцем в меня. От неожиданности у меня бешено заколотилось сердце. Не хватало только оказаться в центре семейной склоки.

— Прекрати, Лавиния. Она здесь совершенно ни при чем.

— Все как всегда, Адам, — любая твоя девка вертит тобой как хочет. Барбара, Мария, а теперь вот эта. Да, я уже видела ее маленькие постельные хитрости, нетрудно догадаться, к чему все это! — Она сузила глаза в бешеной ярости, и я отшатнулась. — Что, она не будет с тобой спать, пока ты не женишься на ней? Деньги, братец, ей нужны твои деньги. Наши деньги — и она их не получит. Не думай, что ты меня одурачишь, чертова стерва.

— Лавиния! — взорвался Адам. В голосе его звучал неприкрытый гнев. Он вскочил с дивана, точно собирался оторвать сестре голову и разнести вдребезги о стенку. Лавиния тут же умолкла. — Отец оставил компанию мне, потому что ты украла у него пять миллионов. Или ты забыла об этом?

— Что за чушь! — Она отвела глаза в сторону, что было весьма красноречиво. — Он дал их нам, чтобы мы вложили их в дело.

— А, значит, все-таки нам, вот оно как. Жалко, что расплачиваться за все Морису придется одному, правда, Морис?

Морис, который и до того производил впечатление сломленного человека, теперь просто выпал в осадок.

— Совершенно верно, Лавиния, — продолжал Адам, — отец дал тебе деньги, чтобы ты их инвестировала. В свою виллу в Ницце? В отделку своего дома? В эти безумные вечеринки, которые ты устраивала, лишь бы о тебе не забывала модная пресса? Или чтобы привлекать средства в благотворительные фонды, в существовании которых я начинаю сильно сомневаться?

— Все было совсем не так, — пробормотал Морис, качая головой и не отрывая глаз от ковра, — все было совсем не так.

Вероятно, он часто повторял эти слова в полиции во время недавних допросов и затвердил их как спасительный аргумент. Он посмотрел на адвоката и дрожащим голосом спросил:

— Что насчет детей, Артур? Он включил их в завещание?

Артур откашлялся и надел очки, радуясь, что можно вернуться к сути вопроса.

— Порция и Финн наследуют по двести пятьдесят тысяч каждый, когда им исполнится восемнадцать лет.

Лавиния навострила уши.

— А что он оставил мне, своей дочери? — Она потеряла главный приз, компания ускользнула от нее, но, возможно, надежда еще есть? Возможно, еще не все потеряно?

— Вам он оставил загородный дом в Керри, — ответил Артур.

Даже Адам был поражен. Судя по его лицу, он, с одной стороны, находил это забавным, а с другой, все же чувствовал себя виноватым перед сестрой, которая жаждала столь многого, а в итоге потеряла все.

— Дом, — заорала она, — эту паршивую дыру? Да там даже крысы не смогут жить, не говоря уж обо мне.

Артур посмотрел на нее с видом человека, который уже сотни раз наблюдал подобные сцены и порядком от них устал.

— А кому достанется этот дом?

— Этот дом переходит к Адаму, — сказал он.

— Это чудовищная несправедливость! — завопила она. — В завещании деда ясно сказано: по смерти отца компания переходит ко мне.

— Позвольте, я объясню, — Артур Мей утомленно снял очки, — в завещании вашего деда сказано, что по смерти вашего отца компания переходит к старшему из его детей, и это, безусловно, вы, Лавиния. Но существует примечание, о котором вы, может быть, не осведомлены. Там говорится, что, если старший наследник обвиняется в совершении уголовно наказуемого деяния или если он объявил себя банкротом, компания переходит к следующему в роду.

У нее отвалилась челюсть.

— Насколько мне известно, — Артур бросил на нее исполненный иронии взгляд, и я подумала, что происходящее слегка забавляет его, — вы, не станем говорить сейчас о возможных обвинениях в финансовых махинациях, вы, Лавиния Мерфи, не так давно объявили себя банкротом.

— Господи, Лавиния! — Морис вдруг вскочил в крайнем возбуждении. — Ты же уверяла, что все будет прекрасно, что у тебя есть план. Что это сработает. Я ни черта не вижу, чтобы это работало, а ты?

Судя по реакции Лавинии, ее муж редко позволял себе подобные всплески.

— Ну все-все, дорогой. — она попыталась его как-то успокоить. — Согласна, я тоже удивлена. Папа дал мне слово, но, выходит, он меня подставил. Он сказал, чтобы я возвращалась домой. Ладно, давай поговорим в другом месте, не надо, чтобы все слышали.

— Меня целый день, целый день беспрерывно обвиняли и допрашивали…

— Да-да, солнышко, — нервно перебила она.