Логово Зверя - Василий Головачев

– Это всего лишь заговоренный остряк, – заметила старушка, разглядывая Пашина. – Можно сказать, проводник. Дормидонт знает слово, дающее ему силу.

Илья нахмурился, отбросил ставшую тяжелой и холодной палку, оглянулся на овраг, но старушка, легко ступая по траве, подошла к нему и уперлась в грудь ладошкой.

– Не бойся, он больше тебя не тронет. Иди, куда собрался, время уже позднее. Забирай свою невесту и уводи отсюда. Ее изба вторая с краю, за гумном.

– Откуда вы знаете?..

– Знаю. – В голосе старушки прозвучали печаль и сочувствие. – Владислава моя ученица, почти что дочка, ждет она тебя. Только не задерживайся в деревне, иначе вам не выбраться живыми.

– Ну уж теперь им меня не остановить! – Илья шагнул прочь, оглянулся. – Как тебя звать, бабушка?

– Баба Марья, – ответила старушка и перекрестила его, когда Илья повернулся и побежал к деревне.

Она могла бы и не говорить, где располагается дом Владиславы, сердце само вывело бы Илью, куда надо. Вихрем пролетев деревню, не обращая внимания на останавливающихся и глядящих вслед стариков и старух, он перевел дух только у покосившегося деревянного забора, за которым стоял длинный, серый, угрюмый и какой-то неуютный дом Владиславы. Смеркалось, кое-где в окнах соседних изб уже загорелся свет, но окна этого дома были темными, слепыми, неприветливыми. Дом словно приник к земле в ожидании беды и не желал впускать гостя.

Илья открыл калитку, поискал кнопку звонка вокруг давно не крашенной входной двери, не нашел и хотел уже постучать в нее кулаком, удивляясь своей робости и страху, но не успел. Дверь внезапно распахнулась сама, и на пороге возникло ослепительное видение в тонком ситцевом сарафанчике: бледное трагическое лицо, пунцовые полуоткрытые губы, огромные, светящиеся, полные слез глаза…

Владислава!

– Ты все-таки пришел!.. – выдохнула она.

И разом лопнули оковы страха и сомнения, сжимавшие сердце, пьянящая волна радости, изумления, невыразимого блаженства ударила в голову. Илья подхватил девушку на руки, закружил, прижал к груди горячее, упругое, пахнущее васильками и ромашками тело, внес в сени и жадно поцеловал ее горячие, неумело отвечающие губы – словно припал к живительному источнику и все никак не мог напиться. Потом ее руки обвили его шею, сжали так, что стало трудно дышать. Он засмеялся, поставил ее на пол, снова стал целовать и опомнился лишь тогда, когда открылась дверь из сеней в избу и из темноты раздался чей-то неприятный грозно-раздраженный голос:

– Сейчас же марш на полати, бесстыжая!

Голос был женский, но по-мужски суровый и хриплый.

– А ты убирайся отсюда, шуликун городской! Не то кликну братьёв, они живо с тебя шкуру спустят! Зачем в деревню заявился?

Илья хотел ответить, посмотрел на Владиславу, ясно видя ее лицо в темноте, встретил взгляд девушки, взял ее за руку.

– Пойдешь со мной?

– Пойду!

– В доме есть, что тебе дорого, чтобы взять с собой в дорогу?

– Нету, – помотала она головой.

– Тогда бежим?

– Бежим!

И они, не обращая внимания на ругань, крики, раздавшийся в избе шум и грохот, бросились из сеней вон, выбежали на улицу и понеслись во всю прыть к околице деревни, за которой их ждала свобода и независимость. И неизвестность.

Они не успели добежать до опушки леса всего двух десятков шагов. Навстречу беглецам неторопливо вышли четверо мужчин в черных рубахах навыпуск, подпоясанные красными витыми веревками с кистями на концах, в черных штанах, заправленных в высокие сапоги. Двое из них, помогутнее и постарше, заросшие бородами до глаз, носили на головах странные шапки телесного цвета, по форме напоминавшие мужское естество. Двое других, с бородами поаккуратнее, имели волосы до плеч. Все четверо загородили беглецам дорогу и остановились, расставив широко ноги и заложив большие пальцы рук за веревочные пояса.

– Хха! – побледнев, прошептала Владислава. – От них нам не уйти!

– Ну, это мы еще посмотрим, – пробормотал Илья, разглядывая шапки на головах мужиков. Культ фаллоса, мелькнула мысль. Это стражи храма Морока или жрецы. Интересно, как далеко они могут зайти в попытке задержать будущую послушницу?

– Пропустите, – сказал он, чувствуя волну тепла и дрожи в мышцах тела: заработала параэнергетика организма, переводящая его в состояние физической неуязвимости. Илья редко пользовался переходом в это состояние по причине его энергоемкости и напряжения: оно съедало энергозапасы сердца и мозга так быстро, что человек мог состариться буквально за минуты, мог стать инвалидом на всю жизнь или вообще умереть от разрыва сосудов мозга. Но, похоже, приближался именно тот случай, когда надо было защищать не только свою жизнь, но и жизнь любимой девушки любой ценой.

– Не торопись, малый, – раздался густой насморочный голос, и за спинами «черносотенцев» возник еще один мужчина, высокий, широкоплечий, ощутимо опасный, одетый в серо-зеленый кафтан с черным поясом. Он вышел вперед, так же широко расставил ноги и заложил руки за спину.

– Вообще-то ты нам не нужен, малый, а вот девка – другое дело. Девку ты оставь. Конечно, следовало бы тебя проучить за воровство, пришел, никого не спросясь, увел несмышленую… Да уж иди, добрый я сегодня.

– А если я не соглашусь? – поинтересовался Илья.

– Да кто ж тебя спросит? – ухмыльнулся в бороду мужик, взмахивая вдруг невесть как оказавшейся в руке плеткой.

Затем улыбка сползла с его губ, он посмотрел куда-то за спины беглецов и нахмурился.

Илья оглянулся.

Через поле к ним легко скользила хрупкая маленькая фигурка, кажущаяся ослепительно белой в сгущающихся сумерках. Это была наставница Владиславы баба Марья.

– Не вставай на пути молодых, Потап, – сказала она кротким певучим голосом, в котором неожиданно прорезалась внутренняя сила. – Они любят друг друга. Пропусти их.

– Шла бы ты, старая, домой, – тяжело проговорил мужик с плеткой. – Вечно ты вмешиваешься не в свои дела.

– Ошибаешься, сотник, – тем же кротким, звенящим, чистым голоском сказала баба Марья. – Это моя земля, я живу на ней поболе твоего, и все, что здесь деется, касается и меня. Еще раз прошу, пропусти молодых, это тебе зачтется в будущем.

Чернобородый Потап, имеющий необычное для современности звание сотник, показал крупные белые зубы.

– Мое будущее тебе не подвластно, ведьма. Уходи отсюда, пока я не рассердился, потом поговорим на разные философские темы.

Баба Марья приблизилась, остановилась между угрюмой командой сотника и молодой парой, глаза ее засияли так, что в них невозможно было смотреть. Сотник заслонился ладонью, выругался, поднял плеть, собираясь пустить ее в ход, и в ту же секунду какая-то стремительная тень пронеслась через лес, превратилась в сокола, который спикировал на сотника и выхватил у него из руки плеть, взмыл в воздух. Но улетел недалеко.